Было бы ошибкой считать, что в Дублине вовсе нет спроса на ночные джаз-бары. Проблема заключалась лишь в том, что практически весь этот спрос обеспечивал сам Ноэль. Симона знала о жизни достаточно, чтобы понимать: маленькая сцена, втиснутая в уголок, стала центром жизни для этого милейшего человека. Он любил музыку больше всего на свете. Симона воспринимала как высший комплимент тот факт, что, когда она пела вместе с ним, он расслаблялся настолько, что все его тики и подергивания исчезали. Он, казалось, растворялся в песне — точно так же, как растворялась она сама. Чернокожую женщину из Нового Орлеана, расположенного за полмира отсюда, и белого мужчину шестидесяти лет, страдавшего синдромом Туретта и вкладывавшего все деньги в никому не нужный клуб, объединила музыка. Ну разве это не прекрасно?

Вот почему — после ряда льстивых уговоров — Ноэль сменил гнев на милость и позволил заходить в бар последним двум из шестнадцати клиентов: большому полицейскому и его обаятельному другу. Говорил в основном парень поменьше, в то время как здоровяк выглядел виноватым и смущенным. А еще он отчаянно хотел возместить ущерб. Посмотрев в их сторону, Симона поймала на себе ответный взгляд большого парня. Она улыбнулась и еще раз вытерла стойку. С той памятной ночи они заходили сюда уже несколько раз.

— Симона, милая, ты, как всегда, великолепна! — воскликнул Натан Райан, сияя улыбкой, полной белых, как у телезвезд, зубов. — Когда ты позволишь выкрасть тебя из всего этого?

Она одарила его ничего не значащей улыбкой.

— Я уже говорила, что ни хрена не умею готовить, милый.

— В том и прелесть моего предложения: готовить тебе не придется. — Он понизил голос: — Пока это большой секрет, но мы открываем второй ресторан в Болсбридже[48], где ты сможешь занять должность метрдотеля. Это будет большой шаг вперед по сравнению с тем, что происходит здесь.

Ей не понравилось, как он это сказал.

— Мне и здесь хорошо.

— Конечно… В смысле, это очень мило, но подумай, как будет здорово, если ты согласишься. А еще ты начнешь получать прибавку к зарплате на одежду.

— А что не так с моей одеждой?

Честно говоря, на блузке, которая на ней была надета, красовалось пятно, после того как она неудачно взяла не совсем пустой стакан. А еще она заметила, что взгляд Натана скользнул ниже ее груди.

— Вообще никаких проблем, просто здесь не раскрыть твою красоту в полной мере.

Он потянулся к ней пальцами, намереваясь откинуть волосы с правой стороны лица, но был остановлен взметнувшейся рукой Симоны. Действуя инстинктивно, она сделала это чересчур резко и сильно.

— Эй! — На мгновение в глазах Натана вспыхнул гнев. — Я всего лишь…

— Прости, не люблю, когда ко мне прикасаются.

Натан потер руку.

— Ну ничего себе! Я же просто шутил.

— Понимаю. В конце концов, Ноэль твой друг…

— Вот именно.

— …и ты не стал бы всерьез переманивать его единственного сотрудника. Это было бы некрасиво.

Натан притворно улыбнулся, сверля ее взглядом голубых глаз.

— Разумеется.

— Итак, что могу предложить? То же, что в прошлый раз?

Она достала бутылку пива «Сол» из холодильника и открыла ее одной рукой, а другой налила две рюмки водки «Столи»[49]. Лайм в пиво, черный перец в водку — и все это одной плавной серией движений. Ей приходилось работать барменом в местах куда более оживленных, чем паб Ноэля.

— Это будет…

— Ноэль сказал, что выпивка за счет заведения.

Симона покачала головой и улыбнулась.

— Боюсь, что нет, милый. Бесплатно только первый раунд. Дальше придется платить. Здешний хозяин пытается вести бизнес.

Она сказала это с веселым видом, но уже была более чем готова к возврату напитков.

Натан одарил ее еще одной фальшивой улыбкой, затем вытащил из бумажника двадцатифунтовую банкноту.

— Оставь себе сдачу.

— Премного благодарю.

Дешево и показушно. Жаль девушек, которые на такое ведутся.

Она отвернулась к кассе, чтобы пробить чек, а когда повернулась обратно, Натана Райана уже не было. Вместо него теперь стоял большой парень и застенчиво ей улыбался.

Она улыбнулась в ответ.

— Привет, боксер.

— Здарова, как дела?

— Отлично, спасибо.

— В общем… — он переминался с ноги на ногу, когда говорил, — не хочу показаться неприятным занудой или вроде того, но мы с приятелем пришли сюда, чтобы послушать живую музыку…

Симона указала на проигрыватель.

— Это Майлз Дэвис, живой концерт в Ньюпорте. Лучше не бывает.

— При всем уважении вынужден не согласиться.

— Тебе, наверное, нравится Билли Холидей, The Man[50], я угадала?

Он слегка покраснел.

— Леди Дэй, как ее называли. Я люблю ранние записи, впрочем, кое-что и из поздних, когда ее голос уже стал угасать перед смертью в 1959-м. Девочка, однако, прожила тяжелую жизнь.

Симона перекинула полотенце через плечо.

— Ну вот, кто-то же умеет нормально общаться!

Он кивнул.

— Если честно, я поздно обратился к джазу и уверен, что эти исполнители еще не самые хардкорные. На Либерти-маркет[51] есть парень, чью ипотеку я оплачивал последний месяц, чтобы выкупить у него всех этих Билли Холидей, Нину Симон[52], Эллу Фицджеральд[53] и Дину Вашингтон[54]. Кстати, все из-за тебя.

— Эй, полегче, ковбой. В чем я провинилась?