Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время мы молчим, расправляясь с нашими молочными коктейлями.
– Я просто… – начинает потом Элли и густо краснеет. – Мне не нравится, где я живу.
– Почему?
– Я бы хотела жить в этом домике в стиле кейп-код. Или в вашем районе. Но мой дом очень далек от этого.
– Так тебе просто нравятся дома, которые лучше твоего?
– Не совсем, – говорит Элли и опускает взгляд. – Я живу в квартире. В Элморе.
– Ладно. – Я не знаю, что это за место, но голос, которым говорит Элли, подсказывает, что ничего хорошего там ждать не приходится. – Там настолько плохо?
– Это опасное место. Жестокое.
– А тебе всего семнадцать, верно?
– Ну да. Правда, иногда я себя на все сорок семь чувствую, – сообщает она и начинает барабанить пальцами по сияющей столешнице. – А сколько лет вам?
– Неприлично спрашивать женщину о ее возрасте.
– Но вы же меня спросили.
– Ты подросток, – объясняю я и тыкаю пальцем в свой лоб. – Вот когда у тебя появятся морщины, уже можно будет начинать скрывать свой возраст.
Элли морщит нос.
– Что-то я у вас морщин не вижу.
– Приму это за комплимент, – смеюсь я. – Мне за тридцать.
– А мне про себя рассказывать вообще не нравится, – пытается оправдаться Элли и пожимает плечами. – Каждый раз чувствую, что ничего стоящего упоминания-то и нет.
Беседу прерывает официантка с подносом еды наперевес, и наш стол заполняется тарелками и суповыми мисками. Рот наполняется слюной, стоит мне откусить лишь маленький кусочек их фирменного жареного сыра.
– Как же вкусно, – бормочу я. Элли определенно разделяет мои чувства – она поглощает суп так быстро, что я еще даже не успеваю взять ложку, как ее миска пустеет.
Я решаюсь продолжить разговор, хотя ощущение у меня такое, будто я хожу по минному полю.
– Ты живешь с обоими родителями? – задаю я вопрос, а затем понижаю голос, чтобы продолжить: – Или это слишком личное?
– Нет, все в порядке, – качает головой Элли. – Папа умер своей смертью, а мама погибла в автокатастрофе, когда я была совсем маленькая.
Не отрывая взгляда от картошки фри, она мрачно поясняет, что раньше люди не очень заботились о том, чтобы пристегнуть ремень безопасности.
– Какой кошмар, – ужасаюсь я и даже неосознанно сжимаю в руке салфетку. – Такая молодая и уже потеряла родителей…
Откровение Элли тронуло меня буквально до глубины души. Я с трудом сдерживаю слезы, и мир становится чуточку размытым.
– Я хорошо понимаю тебя, – шепчу я. – Я скучаю по своей маме каждый день. Тяжело, когда родных нет рядом.
– Ваши родители умерли? – спрашивает Элли, пережевывая картошку.
– Да, и поверь, с возрастом это не легче, – заверяю ее я, поливая свою картошку кетчупом. Хорошо, что мои руки сейчас чем-то заняты – так она не увидит, как они дрожат. – Родители всегда нужны. Это словно твоя гавань в вечном хаосе.
– А Ной?
– Ну, он для меня тоже как гавань, но в другом смысле.
– Нет, я хотела сказать… – смущенно перебивает меня Элли. – А вы не хотите стать родителями? Завести детей?
– Хотим. Но пока не сложилось, – вздыхаю я. – Случится, когда случится.
Элли делает глоток воды, и когда она снова заговаривает, то тщательно избегает моего взгляда.
– Вы хороший человек, Шарлотта.
– Почему ты вдруг это говоришь?
– Просто знаю. Вы столько раз мне помогли, а вы ведь даже меня не знаете. И я вела себя как последняя гадина, но вы все равно от меня не отвернулись. – Она слабо улыбается и наконец-то рискует посмотреть мне в глаза. – Надеюсь, я смогу отплатить вам тем же.
– Ну конечно, – заверяю я и похлопываю ее по руке. – И меня это в любом случае совсем не волнует.
– Начну с того, что заплачу за наш поздний ужин, – заявляет Элли и выхватывает у официантки счет еще до того, как я успеваю на него взглянуть. – По-моему, отличный старт.
Элли
Мы встаем, и Шарлотта подхватывает свою кожаную сумочку. На ней написано имя дизайнера, которое я и вовек не смогу произнести. Готова поклясться, всем людям со сложными именами на роду написано сделать карьеру в мире моды. Чем сложнее произнести, тем дороже. Девчонки из школы от таких штук тащатся.
– Лафлин.
Это моя фамилия. Вот черт. Я делаю вид, что ничего не слышу.
– Лафлин! – еще громче. Прямо с чувством. Шарлотта поворачивает голову, заинтересованная криками этой девицы. Моего настоящего имени она не знает – или, по крайней мере, никогда об этом не говорила, так что, думаю, эти вопли ее просто раздражают.
Я не могу ни скрыть румянец, волной затапливающий шею, ни убежать, ведь мы сидим далеко от входа, поэтому я делаю то, что сделал бы на моем месте любой ни в чем не повинный человек. Ныряю под стол, притворяясь, будто что-то обронила.
– Ты что-то потеряла? – недоуменно спрашивает Шарлотта. – Тебе помочь?
– Уронила счет. Я сама справлюсь.
– Не говори ерунды.
Пока я, скорчившись, прячусь под столом – количество упавшей на пол еды тут просто немереное! – я слышу, как приближаются шаги. Снова разносится женский голос, теперь уже совсем рядом.
Твою-то мать! В общем, я сижу на полу, извернувшись под странным углом, и только кеды торчат из-под стола.
– Элизабет Лафлин, какого черта ты делаешь под столом? Еду ищешь? Я знаю, тебе приходится нелегко, но имей немного самоуважения!
Этот визгливый голос я узнаю всегда и везде. В конце концов, его обладательница – мой заклятый враг.
Вести беседу в такой позе не очень удобно, и я прерывисто отвечаю:
– Искала объедки, чтобы собрать тебе ланч. А то слышала, от тебя сбежала очередная горничная.
– Вы что, знакомы? – раздается голос Шарлотты. Если ненавидеть кого-то считается за знакомство – то мы просто лучшие друзья.
Я выбираюсь из-под стола, чтобы нос к носу встретиться с самым эгоистичным человеком на планете Земля, Кортни Керр. Сегодня она щеголяет в шелковом топе, юбке-карандаше и замшевых туфлях на шпильке. Она складывает выкрашенные помадой красного цвета губы в лукавую улыбку.
– Привет, я Кортни Керр, – объявляет она и протягивает загорелую руку Шарлотте для рукопожатия. Затем бросает взгляд на отвратительные ярко-золотые часы Шарлотты и воркующим голосом продолжает: – Кстати, я просто в восторге от ваших часов Тиффани. Все, что они выпускают, – просто на века в моде. Папочка недавно подарил мне браслет от Тиффани, и он теперь мой любимый… Пока что.