– А что, паны? – сказал Тарас, перекликнувшись с куренными.– Есть еще порох в пороховницах? Не ослабела ли козацкая сила? Не гнутся ликозаки?

– Есть еще, батько, порох в пороховницах. Не ослабела ещекозацкая сила; еще не гнутся козаки!

И наперли сильно козаки: совсем смешали все ряды.Низкорослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малеванных знамен,чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю. Все бежали ляхи кзнаменам; но не успели они еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенкоударил вновь с своими незамайковцами в середину и напал прямо на толстопузогополковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; аКукубенко далеко гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком.Завидев то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы, с арканом вруке, всю пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучивши время, с одного разанакинул аркан ему на шею. Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеимируками и силясь разорвать ее, но уже дюжий размах вогнал ему в самый животгибельную пику. Там и остался он, пригвожденный к земле. Но несдобровать иГуске! Не успели оглянуться козаки, как уже увидели Степана Гуску, поднятого начетыре копья. Только и успел сказать бедняк: «Пусть же пропадут все враги иликует вечные веки Русская земля!» И там же испустил дух свой.

Оглянулись козаки, а уж там, сбоку, козак Метелыця угощаетляхов, шеломя того и другого; а уж там, с другого, напирает с своими атаманНевылычкий; а у возов ворочает врага и бьется Закрутыгуба; а у дальних возовтретий Пысаренко отогнал уже целую ватагу. А уж там, у других возов, схватилисьи бьются на самых возах.

– Что, паны? – перекликнулся атаман Тарас, проехавши впередивсех. – Есть ли еще порох в пороховницах? Крепка ли еще козацкая сила? Негнутся ли еще козаки?

– Есть еще, батько, порох в пороховницах; еще крепкакозацкая сила; еще не гнутся козаки!

А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась емупуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом.Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русскаяземля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшимстарцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умиратьв ней за святую веру.

Балабан, куренной атаман, скоро после него грянулся также наземлю. Три смертельные раны достались ему: от копья, от пули и от тяжелогопалаша. А был один из доблестнейших козаков; много совершил он под своиматаманством морских походов, но славнее всех был поход к анатольским берегам.Много набрали они тогда цехинов, дорогой турецкой габы,[35] киндяков[36] ивсяких убранств, но мыкнули горе на обратном пути: попались, сердечные, подтурецкие ядра. Как хватило их с корабля – половина челнов закружилась иперевернулась, потопивши не одного в воду, но привязанные к бокам камыши спасличелны от потопления. Балабан отплыл на всех веслах, стал прямо к солнцу и черезто сделался невиден турецкому кораблю. Всю ночь потом черпаками и шапкамивыбирали они воду, латая пробитые места; из козацких штанов нарезали парусов,понеслись и убежали от быстрейшего турецкого корабля. И мало того что прибылибезбедно на Сечу, привезли еще златошвейную ризу архимандриту Межигорскогокиевского монастыря и на Покров, что на Запорожье, оклад из чистого серебра. Иславили долго потом бандуристы удачливость козаков. Поникнул он теперь головою,почуяв предсмертные муки, и тихо сказал: «Сдается мне, паны-браты, умираюхорошею смертью; семерых изрубил, девятерых копьем исколол. Истоптал конемвдоволь, а уж не припомню, скольких достал пулею. Пусть же цветет вечно Русскаяземля!..» И отлетела его душа.

Козаки, козаки! не выдавайте лучшего цвета вашего войска!Уже обступили Кукубенка, уже семь человек только осталось изо всегоНезамайковского куреня; уже и те отбиваются через силу; уже окровавилась на немодежда. Сам Тарас, увидя беду его, поспешил на выручку. Но поздно подоспеликозаки: уже успело ему углубиться под сердце копье прежде, чем были отогнаныобступившие его враги. Тихо склонился он на руки подхватившим его козакам, ихлынула ручьем молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в склянномсосуде из погреба неосторожные слуги, поскользнулись тут же у входа и разбилидорогую сулею: все разлилось на землю вино, и схватил себя за головуприбежавший хозяин, сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы еслиприведет Бог на старости лет встретиться с товарищем юности, то чтобы помянутьбы вместе с ним прежнее, иное время, когда иначе и лучше веселился человек…Повел Кукубенко вокруг себя очами и проговорил: «Благодарю Бога, что довелосьмне умереть при глазах ваших, товарищи! Пусть же после нас живут еще лучшие,чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!» И вылетела молодаядуша. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам. Хорошо будет ему там.«Садись, Кукубенко, одесную меня! – скажет ему Христос, – ты не изменилтовариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил исберегал мою церковь». Всех опечалила смерть Кукубенка. Уже редели сильнокозацкие ряды; многих, многих храбрых уже недосчитывались; но стояли идержались еще козаки.

– А что, паны? – перекликнулся Тарас с оставшимися куренями.– Есть ли еще порох в пороховницах? Не иступились ли сабли? Не утомилась ликозацкая сила? Не погнулись ли козаки?

– Достанет еще, батько, пороху! Годятся еще сабли; неутомилась козацкая сила; не погнулись еще козаки!

И рванулись снова козаки так, как бы и потерь никаких непотерпели. Уже три только куренных атамана осталось в живых. Червонели ужевсюду красные реки; высоко гатились мосты из козацких и вражьих тел. ВзглянулТарас на небо, а уж по небу потянулась вереница кречетов. Ну, будет кому-топожива! А уж там подняли на копье Метелыцю. Уже голова другого Пысаренка,завертевшись, захлопала очами. Уже подломился и бухнулся о землю начетвероизрубленный Охрим Гуска. «Ну!» – сказал Тарас и махнул платком. Понял тот знакОстап и ударил сильно, вырвавшись из засады, в конницу. Не выдержали сильного напоруляхи, а он их гнал и нагнал прямо на место, где были убиты в землю колья иобломки копьев. Пошли спотыкаться и падать кони и лететь через их головы ляхи.А в это время корсунцы, стоявшие последние за возами, увидевши, что ужедостанет ружейная пуля, грянули вдруг из самопалов. Все сбились и растерялисьляхи, и приободрились козаки. «Вот и наша победа!» – раздались со всех сторонзапорожские голоса, затрубили в трубы и выкинули победную хоругвь. Везде бежалии крылись разбитые ляхи. «Ну, нет, еще не совсем победа!» – сказал Тарас, глядяна городские ворота, и сказал он правду.

Отворились ворота, и вылетел оттуда гусарский полк, красавсех конных полков. Под всеми всадниками были все как один бурые аргамаки.Впереди других понесся витязь всех бойчее, всех красивее. Так и летели черныеволосы из-под медной его шапки; вился завязанный на руке дорогой шарф, шитыйруками первой красавицы. Так и оторопел Тарас, когда увидел, что это былАндрий. А он между тем, объятый пылом и жаром битвы, жадный заслужить навязанныйна руку подарок, понесся, как молодой борзой пес, красивейший, быстрейший имолодший всех в стае. Атукнул на него опытный охотник – и он понесся, пустивпрямой чертой по воздуху свои ноги, весь покосившись набок всем телом, взрываяснег и десять раз выпереживая самого зайца в жару своего бега. Остановилсястарый Тарас и глядел на то, как он чистил перед собою дорогу, разгонял, рубили сыпал удары направо и налево. Не вытерпел Тарас и закричал: «Как?.. Своих?..Своих, чертов сын, своих бьешь?..» Но Андрий не различал, кто пред ним был,свои или другие какие; ничего не видел он. Кудри, кудри он видел, длинные,длинные кудри, и подобную речному лебедю грудь, и снежную шею, и плечи, и все,что создано для безумных поцелуев.