– Теперь отделяйтесь, паны-братья! Кто хочет идти, ступай направую сторону; кто остается, отходи на левую! Куды бо́льшая часть куреняпереходит, туды и атаман; коли меньшая часть переходит, приставай к другимкуреням.

И все стали переходить, кто на правую, кто на левую сторону.Которого куреня бо́льшая часть переходила, туда и куренной атаманпереходил; которого малая часть, та приставала к другим куреням; и вышло безмалого не поровну на всякой стороне. Захотели остаться: весь почтиНезамайковский курень, большая половина Поповичевского куреня, весь Умайскийкурень, весь Каневский курень, бо́льшая половина Стебликивского куреня,бо́льшая половина Тымошевского куреня. Все остальные вызвались идти вдогонза татарами. Много было на обеих сторонах дюжих и храбрых козаков. Между теми,которые решились идти вслед за татарами, был Череватый, добрый старый козак,Покотыполе, Лемиш, Прокопович Хома; Демид Попович тоже перешел туда, потому чтобыл сильно завзятого нрава козак – не мог долго высидеть на месте; с ляхамипопробовал уже он дела, хотелось попробовать еще с татарами. Куренные были:Ностюган, Покрышка, Невылычкий; и много еще других славных и храбрых козаковзахотело попробовать меча и могучего плеча в схватке с татарином. Немало былотакже сильно и сильно добрых козаков между теми, которые захотели остаться:куренные Демытрович, Кукубенко, Вертыхвист, Балабан, Бульбенко Остап. Потоммного было еще других именитых и дюжих козаков: Вовтузенко, Черевыченко, СтепанГуска, Охрим Гуска, Мыкола Густый, Задорожний, Метелыця, Иван Закрутыгуба,Мосий Шило, Дёгтяренко, Сыдоренко, Пысаренко, потом другой Пысаренко, потом ещеПысаренко, и много было других добрых козаков. Все были хожалые, езжалые:ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкамбольшим и малым, которые впадали в Днепр, по всем заходам[33] и днепровскимостровам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой земле; изъездили всёЧерное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в рядна богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер имного-много выстреляли пороху на своем веку. Не раз драли на онучи дорогиепаволоки и оксамиты. Не раз череши у штанных очкуров набивали всё чистымицехинами. А сколько всякий из них пропил и прогулял добра, ставшего бы другомуна всю жизнь, того и счесть нельзя. Все спустили по-козацки, угощая весь мир инанимая музыку, чтобы все веселилось, что ни есть на свете. Еще и теперь уредкого из них не было закопано добра – кружек, серебряных ковшей и запястьевпод камышами на днепровских островах, чтобы не довелось татарину найти его,если бы, в случае несчастья, удалось ему напасть врасплох на Сечь; но труднобыло бы татарину найти его, потому что и сам хозяин уже стал забывать, в которомместе закопал его. Такие-то были козаки, захотевшие остаться и отмстить ляхамза верных товарищей и Христову веру! Старый козак Бовдюг захотел также остатьсяс ними, сказавши: «Теперь не такие мои лета, чтобы гоняться за татарами, а тутесть место, где опочить доброю козацкою смертью. Давно уже просил я у Бога,чтобы если придется кончать жизнь, то чтобы кончить ее на войне за святое ихристианское дело. Так оно и случилось. Славнейшей кончины уже не будет вдругом месте для старого козака».

Когда отделились все и стали на две стороны в два рядакуренями, кошевой прошел промеж рядов и сказал:

– А что, панове-братове, довольны одна сторона другою?

– Все довольны, батько! – отвечали козаки.

– Ну, так поцелуйтесь же и дайте друг другу прощанье, ибо,бог знает, приведется ли в жизни еще увидеться. Слушайте своего атамана, аисполняйте то, что сами знаете: сами знаете, что велит козацкая честь.

И все козаки, сколько их ни было, перецеловались междусобою. Начали первые атаманы и, поведши рукою седые усы свои, поцеловалисьнавкрест и потом взялись за руки и крепко держали руки. Хотел один другогоспросить: «Что, пане-брате, увидимся или не увидимся?» – да и не спросили,замолчали, – и загадались обе седые головы. А козаки все до одного прощались, зная,что много будет работы тем и другим; но не повершили, однако ж, тотчасразлучиться, а повершили дождаться темной ночной поры, чтобы не дать неприятелюувидеть убыль в козацком войске. Потом все отправились по куреням обедать.

После обеда все, которым предстояла дорога, легли отдыхать испали крепко и долгим сном, как будто чуя, что, может, последний сон доведетсяим вкусить на такой свободе. Спали до самого заходу солнечного; а как зашлосолнце и немного стемнело, стали мазать телеги. Снарядясь, пустили вперед возы,а сами, пошапковавшись еще раз с товарищами, тихо пошли вслед, за возами.Конница чинно, без покрика и посвиста на лошадей, слегка затопотела вслед запешими, и скоро стало их не видно в темноте. Глухо отдавалась только конскаятопь да скрып иного колеса, которое еще не расходилось или не было хорошоподмазано за ночною темнотою.

Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотяне было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увиделипри высветивших ясно звездах, что половины телег уже не было на месте, чтомногих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались противволи, утупивши в землю гульливые свои головы.

Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние,неприличное храброму, стало тихо обнимать козацкие головы, но молчал: он хотелдать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем стоварищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех,гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротиласьбодрость каждому в душу, на что способна одна только славянская порода –широкая, могучая порода перед другими, что море перед мелководными реками. Коливремя бурно, все превращается оно в рев и гром, бугря и подымая валы, как неподнять их бессильным рекам; коли же безветренно и тихо, яснее всех рекрасстилает оно свою неоглядную склянную поверхность, вечную негу очей.

И повелел Тарас распаковать своим слугам один из возов,стоявший особняком. Больше и крепче всех других он был в козацком обозе;двойною крепкою шиною были обтянуты дебелые колеса его; грузно был он навьючен,укрыт попонами, крепкими воловьими кожами и увязан туго засмоленными веревками.В возу были всё баклаги и бочонки старого доброго вина, которое долго лежало уТараса в погребах. Взял он его про запас, на торжественный случай, чтобы, еслислучится великая минута и будет всем предстоять дело, достойное на передачупотомкам, то чтобы всякому, до единого, козаку досталось выпить заповедноговина, чтобы в великую минуту великое бы и чувство овладело человеком. Услышавполковничий приказ, слуги бросились к возам, палашами перерезывали крепкиеверевки, снимали толстые воловьи кожи и попоны и стаскивали с воза баклаги ибочонки.

– А берите все, – сказал Бульба, – все, сколько ни есть,берите, что у кого есть: ковш, или черпак, которым поит коня, или рукавицу, илишапку, а коли что, то и просто подставляй обе горсти.