Молодой человек оглянулся вокруг, даже прищурился, но паутины не увидел. Нищих, правда, толпилось много даже здесь, на территории Кремля. Несколько оборванцев клянчили подаяние на паперти церкви рядом с колокольней Ивана Великого, но ничего странного в них Алексей не заметил и решил пока не ломать голову, а подождать следующего видения, если оно, конечно, будет. И тогда не впадать в панику, а постараться присмотреться повнимательнее, может, увидит то, что раньше не замечал.

Выйдя через Спасские ворота, Алексей снова окунулся в людской водоворот и закрутил головой, выискивая, у кого можно спросить, как отыскать книжную лавку — из объяснений подьячего он мало что понял. Резкий запах опасности заставил его замереть. В толпе было сложно определить, откуда исходит угроза, казалось, что окружающие люди никакого внимания на него не обращают. Кто-то торговался, кто-то рассматривал товар или просто бесцельно бродил между лавок. У дверей приземистого деревянного здания сидел на снегу человек с разбитым в кровь лицом и горько плакал. Похоже, он был пьян. Рядом с ним на заборе примостилась ворона. Алексей с подозрением посмотрел на птицу, подумал, может, именно она напала на него утром, но сказать наверняка не мог — все вороны казались одинаковыми. Парень уже решил двигаться дальше и подождать, когда ситуация сама проясниться, как сзади раздался крик:

— Вон он!

Алексей обернулся — сквозь толпу к нему проталкивался высокий, тощий человек, за которым торопились трое стрельцов, прокладывая себе дорогу древками бердышей. Народ ругался, но дорогу уступал. Когда молодой человек узнал в тощем целовальника Митроху — подельника Лапши, он понял, что надо скрываться. Метнулся в сторону, стараясь затеряться в толпе, но столкнулся с одним из стрельцов.

— Стой тать! — рявкнул страж порядка и замахнулся древком бердыша.

Молодой человек увернулся, стрелец по инерции нырнул вперед, сделал пару шагов и подставился под удар. Кулак врезался в колючую бороду, клацнули зубы и нападавший, выронив бердыш, рухнул на спину. Алексей перескочил через упавшего и кинулся бежать.

Толпа на Торжище была такой плотной, что сквозь нее приходилось прорываться буквально с боем. Парень метался из стороны в сторону, перепрыгивал через лавки, отшвыривая людей с дороги. Перед ним мелькали растерянные, испуганные, злые лица, вытаращенные глаза, бороды, раскрытые рты, а в голове звенело от забористого мата и воплей: «Держи татя!»

Преследователям тоже было нелегко, но они не отставали, их, судя по крикам, даже стало больше. Скорее всего, к стрельцам присоединились, обиженные торговцы, у которых Алексей потоптал товар. Чья-то рука дернула за воротник, парень начал заваливаться назад, не глядя, пнул, судя по воплю, попал и, почувствовав свободу, рванул дальше.

Здоровенный мужик с лотком вырос как из-под земли. Алексей врезался в него с разгона, лоток подскочил, ударив коробейника по лицу, в разные стороны брызнули разноцветными искрами стеклянные бусы, серьги, браслеты.

— А-а-а, едрени кочарыжка! — взвыл мужик и с размаху врезал Алексею лотком по уху.

Парень отлетел в сторону, сбил с ног какую-то бабу с корзиной пирожков и вместе с ней рухнул в сугроб. В голове звенело от удара, вмятая в снег тетка визжала и пиналась, пытаясь выбраться из-под упавшего на нее Алексея. Он начал уже подниматься, но получил коленом в живот, охнул и снова упал на совсем ополоумевшую бабу.

— И-и-и-и! Насилую-ю-ю-т! — ввинтился в мозг бабий визг.

Сверху обрушился матерящийся коробейник, сжав горло в захвате так, что перед глазами поплыли красные круги. Алексей хрипел, пытаясь освободиться, баба под ним визжала и молотила кулаками по лицу.

— Я спымал его, спымал! — кричал мужик. — Скорей, робяты — не сдюжу! Сильный, чертяка!

Молодой человек уже рычал от злобы и отчаяния, понимая, что вырваться не удастся. Внезапно совсем рядом раздалось карканье, захлопали крылья, коробейник заорал, и хватка ослабла. Кашляя, Алексей откатился в сторону, краем глаза увидев, как мужик с залитым кровью лицом отмахивается от вороны. Парень на четвереньках нырнул под ближайшую лавку, вскочил и снова побежал. В груди горело, саднило горло, а по подбородку текла кровь из носа, разбитого пудовым теткиным кулаком. Зверь внутри рычал и рвался на свободу, Алексею с трудом удавалось его сдерживать — волка в базарной толчее забили бы сразу.

Наконец торг кончился, и молодой человек вылетел на улицу, остановился, чтобы немного перевести дыхание, оглянулся в надежде, что преследователи, потеряв его из виду, отстали. Но из-за угла, гомоня, выскочили стрельцы, к которым присоединилось человек пять самых обиженных или, может быть, самых азартных. Алексей выругался сквозь зубы и кинулся вдоль по улице.

Укатанная дорога шла под уклон, парень скользил по наледи, спотыкался о замерзшие кучи конского навоза и проклинал себя за то, что связался с негодяем старостой и его подельником. Нужно было где-то укрыться, отдохнуть, переждать, пока уляжется суматоха, но город Алексей не знал и не представлял, где здесь можно спрятаться. Бег вдоль узкой улочки, зажатой между высокими заборами, вызывал ассоциации с загнанной в лабиринт крысой. Из-за угла впереди вывернули груженые дровни. Восседавший на копне сена мужик увидел погоню, охнул и задергал вожжами, пытаясь развернуть воз, но, в итоге, он перегородил всю улицу. Алексей зарычал от злости и досады, перепуганные лошади завизжали, забились, обрывая постромки, стараясь избежать столкновения с оборотнем. Мужик на возу, отчаянно ругаясь, хлестнул Алексея кнутом, боль обожгла лицо, и парень почувствовал, как зверь выходит из-под контроля. Мир утратил краски, став черно-белым, начавшаяся трансформация бросила его на колени. Парень понимал, что если он перекинется сейчас, то его уже ничто не спасет. В отчаянии он вцепился зубами в татуировку на запястье, в предплечье раскаленной иглой стрельнула боль, но зверь отступил.

Свистнул кнут и следующий удар пришелся по спине. Парень рыбкой нырнул вперед, за ноги сдернул мужика с воза, вскарабкался на сено и развернулся к преследователям, готовый к драке. Вырвавшийся вперед стрелец с красным, как помидор, лицом, дышал тяжело, с хрипом, за ним топали еще двое, а вдалеке маячил Митроха. Добровольные преследователи где-то отстали.

Молодой человек вытащил из-за пояса клеврец, понимая, что против бердыша он бесполезен, напружинился, готовый встретить удар. Стрелец, яростно скаля зубы, ударил топором по коленям. Алексей подпрыгнул — лезвие шаркнуло по подошве сапога — оступился и скатился с воза под ноги преследователя. Стрелец радостно ухнул, замахиваясь. Парень сжался и прикрыл голову руками, понимая, что удара уже не избежать. Послышалось знакомое злобное карканье, и на голову стрельца спикировала ворона.

— А, стерва, твою мать! — заорал стрелец, отмахиваясь от сумасшедшей птицы.

Бердыш звякнул, отлетев к забору, а ворона взмыла в воздух, зажав в когтях стрельцову шапку. Потерявший свой головной убор мужик забыл о беглеце и кинулся за воровкой, кидая в нее комьями навоза.

Алексей, вскочил, одним прыжком перелетел через воз, чудом избежав, удара бердышом одного из подоспевших преследователей, и побежал по улице, слыша, как за спиной пыхтят и ругаются стрельцы, перебирающиеся через преграду. «Ворона?! Опять ворона?!» — удивленная мысль мелькнула и исчезла, размышлять о странном поведении сумасшедшей птицы было некогда.