– Пусть подождут.

У меня сложилось впечатление, что пока я нахожусь в этой комнате, от меня ничего не зависит, и я решила выпить немного вина. Но я совершенно не ожидала, что Маркос тут же перейдет к решительным действиям: он начал распускать руки и потянул меня на диван из красной кожи. Я как могла отбивалась, напоминая ему, что меня ждут и что он должен мне кое-что передать. Тогда он сдался и несколько умерил свой пыл, однако решительно настаивал на том, чтобы увидеть меня еще раз.

Когда он произнес, наполовину умоляя, наполовину требуя: «Я должен увидеть тебя снова», эта фраза прозвучала так знакомо, как эхо слов Фиделя на «Берлине», во время нашей первой встречи. Маркос настаивал, чтобы я пошла с ним на свидание – куда-нибудь поужинать, неважно куда, лишь бы увидеть меня снова. Он говорил, что много слышал обо мне. Наконец я сдалась, неопределенно пообещав: «Возможно, когда-нибудь». Казалось, его такой ответ устроил. Он отпустил меня, вручив пакет, и я ушла. Выйдя из дома, я, к моему большому облегчению, увидела, что машина Фрэнка по-прежнему стоит перед воротами. Меня не очень радовала перспектива шагать в одиночестве по улицам Майами с суммой больше 400 000 долларов. Сев в машину, я спросила у Фрэнка, что, черт возьми, это за тип, и тот засмеялся:

– Благодаря ему мы держимся на плаву. Это генерал из Венесуэлы. Ты только что познакомилась с еще одним диктатором.

Эта шутка нисколько не показалась мне смешной. Я начала размышлять, кем мог бы быть этот «генерал», однако почти ничего не знала о Венесуэле и ее политическом устройстве, несмотря на то, что мы несколько раз заходили в ее порты во время морских путешествий с papa. Как мужчина Маркос показался мне слишком напористым, и я не жалела, что отвергла его приставания. Тем не менее, должна признать, что, несмотря на дерзость, он мне понравился: его твердое рукопожатие и приятная улыбка произвели хорошее впечатление, к тому же я почувствовала, что он был искренним и правда хотел снова встретиться со мной.

В свободном полете

Я решила порвать с моей прежней жизнью: прекратить тайные операции, подготовку в военных лагерях, кражи, покушения и провальные вторжения на территорию посторонних государств и попытаться отправиться в самостоятельный полет. И мне показалось, что самым подходящим шагом для этого будет поступить в школу стюардесс Pan American, авиалинии, созданной для перевозки пассажиров и доставки почты между Ки-Уэстом и Кубой. Тогда, в начале шестидесятых, это была основная американская авиакомпания. Для обучения стюардесс проводились шестинедельные курсы. Не считая немецкого и английского, я немного говорила на испанском и обожала путешествовать, так что все складывалось идеально, и я с воодушевлением приступила к занятиям, уверенная, что по их окончании меня ждет работа моей мечты.

Однажды, выйдя с уроков, я увидела на другой стороне улицы невысокую фигуру, которую сразу же узнала: это был Маркос. Значит, в нашу первую встречу он сказал правду: он действительно хотел снова меня увидеть. Поздоровавшись, он предложил сходить куда-нибудь, я согласилась, и мы направились в рыбный ресторан. Беседа за столом велась очень приятная: никакой политики, ни кубинской, ни венесуэльской, никаких разговоров о деньгах или о Фрэнке. В основном говорил он, а я слушала.

Маркос стал все чаще встречать меня после занятий, чтобы прогуляться или сходить куда-нибудь вместе. В наши первые встречи он всегда вел себя очень приятно, но все время хотел прикасаться ко мне, а я отказывала, по крайней мере поначалу, пока не привыкла к нему. Мама всегда говорила, чтобы я не встречалась наедине с мужчинами, и запрещала принимать дорогие подарки. Она объясняла, что все, чего они хотят добиться таким поведением, – это заполучить мое тело. С Маркосом я нарушила все правила, внушенные Алисой. На одном из наших свиданий Маркос отвел меня в полинезийский ресторан и подарил золотой браслет на восемнадцать карат с монетой, на одной стороне которой был отчеканен его портрет с надписью: «Президенты Венесуэлы». Я не смогла сдержать смеха: толстенький человечек, который на свидания со мной приходил в бермудах и теннисных туфлях, и вдруг его изображение на монете.

В последующие дни наши встречи продолжались. Продолжались и подарки: жемчуг с острова Маргарита, драгоценности из белого и желтого золота… Каждый сопровождался рассказом о его стране, о ее чудесах, и таким образом я стала узнавать все больше о Венесуэле и о нем самом. Он без конца восхвалял красоту своей земли и перечислял, как много он для нее сделал: автодороги, общественные здания, жилье для бедных… Забыл он рассказать только о том, что был диктатором, известным своей жестокостью и коррумпированностью. Член военной хунты, находящейся у власти между 1948 и 1952 годами, назначивший себя генералом и самопровозглашенным президентом в 1952 году, Маркос Перес Хименес правил Венесуэлой железной рукой, когда дело касалось политики. Однако эта рука становилась легкой и проворной, когда дело шло к тому, чтобы залезть в народный карман. После переворота в 1958 году он вынужден был бежать. Его считают ответственным за уничтожение политических врагов, среди которых Леонардо Руис Пинеда и Антонио Пинто Салинас, и за изгнание, аресты, пытки еще сотен людей в таких печально известных местах, как концлагерь Гуасина. Также не упомянул он, что Педро Эстрада, его постоянный спутник в Майами, был начальником одиозной тайной полиции. Как-то я спросила, сколько человек он убил, и Маркос ответил что-то сдержанное и уклончивое, вроде:

– Если яблоко сгнило, нужно его выбросить, иначе гниль от него распространится на другие, и придется выбросить всю корзину.

Избегал он и разговоров о том, сколько денег вывез из страны, хотя нашлись те, кто подсчитал, что он украл сотни миллионов. Ромуло Бетанкур, сменивший его на посту президента, обвинил Хименеса, помимо четырех политических убийств, в присвоении тринадцати с половиной миллионов долларов. И хотя утверждают, что Перес Хименес увез из Венесуэлы гораздо больше, именно эту сумму нашли вместе с обличающими документами в чемодане, который он случайно забыл, когда 23 января 1958 года в спешке садился на корабль, отплывающий в Доминиканскую Республику.

Проведя три месяца на острове, которым тогда правил его друг, диктатор Рафаэль Леонидас Трухильо, он отправился в Майами, но вскоре после его приезда, в 1959 году, Каракас сделал официальный запрос о его экстрадиции. Маркос выплатил залог в сто тысяч долларов, чтобы остаться на свободе, и вел во Флориде жизнь, полную роскоши, как я уже имела возможность заметить. Однако и богатство не могло избавить его от напоминаний о более суровой реальности: с тех пор как был получен документ об экстрадиции, каждый первый понедельник месяца он должен был являться в Службу гражданства и иммиграции.

Таким был человек, который увлекся мной. Иногда, к моему большому неудовольствию, он приезжал ко мне в мотель, поскольку, пока не приступила к работе стюардессой, я все еще зависела от Фрэнка и его группы. Маркос пообещал мне помочь уехать из этого места и покончить с неприятным соседством. Он дал мне денег, чтобы я смогла оплатить годовую аренду чудесной квартиры за мостом, где жила Маргарита Флакер, подруга, с которой я познакомилась на курсах и к которой переехала. Маргарита, кстати, состояла в отношениях с кубинцем. Именно в ее квартире я впервые отдалась Маркосу, когда подруга ушла на свидание с женихом, а я перебрала шампанского.