– Удалось с кем-нибудь поговорить?

– Угу, – ответила она, откусывая маленький кусочек от пирожка с яблоками.

Когда после её «угу» прошло минут шесть, она соизволила сообщить ему:

– Удалось поговорить со Снежаной Твердохлёбовой, вдовой убитого, и с его тёткой Лукерьей Самсоновной. Обе они не верят, что убил Никифора Лаврентьевича сын наших клиентов.

– Может, Снежана просто защищает любовника, – осторожно предположил Морис.

– Какого любовника? – уставилась на него Мирослава.

– А вы не думаете, что Виталий Калитовский и Снежана продолжали оставаться любовниками и после её замужества? – продолжил развивать свою версию Миндаугас.

– Нет, я так не думаю, – покачала она головой. Хотя в одном ты прав.

– В чём? – быстро спросил он.

– У Снежаны есть любовник.

– Откуда вы знаете?

– Она сама мне в этом призналась. И, возможно, её ребёнок вовсе не от мужа, а от любовника.

– И это не Виталий Калитовский?

– Нет.

– Интересно, – задумчиво проговорил Морис.

– Очень, – подтвердила она.

– Так, может, мужа убил любовник?

– Исключать такой вариант, конечно, нельзя. Но я сомневаюсь в этом.

– Почему? Только не говорите мне про интуицию!

– Не буду, – улыбнулась она. – Однако я почти на девяносто девять и девять десятых процента уверена, что убил кто-то из находящихся в тот момент в доме. И никто извне не проникал в особняк Твердохлёбова.

«Надо думать, что и об этом тоже Мирославе сообщила интуиция», – подумал про себя с улыбкой Миндаугас.

– Нечего там лыбиться, – неожиданно для него прозвучал голос Волгиной.

– Что? – встрепенулся он.

– Насколько мне помнится, Гейне называл дьявола логиком. Отсюда следует, что интуиция исходит свыше, от добрых сил.

Морис не удержался и фыркнул.

– Обе женщины исключают причастность к смерти Твердохлёбова Виталия Калитовского, но Снежана не исключает, а скорее даже верит в то, что отца убил Эдуард.

– А тётка?

– Лукерья Самсоновна говорит, что Эдуард мог бы ударить отца в пылу ссоры, но преднамеренно – нет.

– А что думаете вы?

– Исходя из своего жизненного опыта, я думаю, что игрок, обременённый большими долгами, и родную мать не пощадит.

– Должен с вами согласиться. Но полиция почему-то забрала всё-таки Виталия Калитовского.

– Скорее всего, кто-то решил сделать себе карьеру, раскрыв или, вернее, передав дело в суд по горячим следам.

– Но ведь у них не может быть прямых улик против Калитовского.

– Улик у них, скорее всего, нет ни против кого. Но мотив Калитовского, хоть и не доказанный, показался им весомее, чем мотивы кого-то из членов семьи.

– А что, мотив мог быть ещё у кого-то?

– Всё может быть, – отозвалась Мирослава. – По словам Снежаны, у зятя Твердохлёбова Тихона Позднякова серьёзно больна мать. Своих денег на её лечение у семьи Поздняковых нет. Просили они деньги у Твердохлёбова или нет – неизвестно. Хотя и Снежана, и Лукерья Самсоновна утверждают, что нет. Тётка Твердохлёбова вообще заверила меня, что её племяннику не было ничего известно о болезни свахи, иначе он бы точно оказал помощь.

– Откуда же о болезни матери Тихона узнала Снежана?

– Сказала, что слышала от кого-то. От кого именно, говорить не хочет.

– Может, подслушала чужой разговор?

– Не исключено.

– А сами вы думаете, что Анфиса просила деньги у отца и он отказал?

– Исходя из того, что я знаю об Анфисе и её муже, я думаю, что они за помощью к Твердохлёбову не обращались.

– Однако у обоих есть мотив. Муж мог убить тестя ради спасения своей матери. Жена – ради мужа.

– Да. Но мне обе эти версии кажутся надуманными.

– Не скажите…

– Не скажу. Но, как мне кажется, наше внимание мы в первую очередь должны сосредоточить на Эдуарде.

– Неплохо было бы выяснить и то, кто является любовником Снежаны.

– Неплохо, – согласилась Мирослава.

Но Морис не расслышал в её голосе особого энтузиазма.

– Скорее всего, он обитает где-то неподалёку, – заметил он задумчиво.

– Угу, или в самом посёлке богатеев, или в расположенном рядом районе. Хотя я бы сделала ставку на первый вариант.

– Почему?

– Потому что Снежана дала мне понять, что её любовник человек обеспеченный.

– Тогда её не могла пугать перспектива установления отцовства.

– Думаю, нет.

– Почему же в таком случае она всё-таки отдала сына своим родителям?

– Скорее её, как в большинство женщин, пугала огласка.

– Но ведь вы сами сказали, что и так все или знают, или догадываются.

– Однако это всё на неофициальном уровне, просто-напросто сплетни кумушек.

– Если отцом ребёнка окажется её любовник, то разве Снежане было бы не лучше разойтись по-хорошему с человеком, который годится ей в отцы, и соединиться с любимым, который, наверное, молод?

Мирослава пожала плечами:

– Если следовать правилам столь любимой тобою логики, то Снежане, как девушке, выросшей в многодетной и бедной семье, трудно было отказаться от денег пусть и нелюбимого мужа.

– Но не могла же она всю жизнь сидеть на двух стульях! – не выдержал Морис.

– Не могла, – согласилась Мирослава, – но добровольно слезть с них она не хотела, поэтому ждала.

– Чего ждала? Смерти мужа?

– Нет; того, что судьба выбьет из-под неё один из стульев.

– С такими рассуждениями она вообще могла оказаться у разбитого корыта!

– То есть?

– Всё просто как дважды два – муж, удостоверившись в её измене, подаёт на развод. Любовник, уставший к этому времени ждать, находит себе другую, более сговорчивую.

– Вот она, мужская логика в действии, – весело рассмеялась Мирослава.

– Разве я не прав? – спросил Морис.

– Ну почему же, – продолжая улыбаться, ответила Мирослава, – очень даже прав. Снежана в этом случае могла бы что-то отсудить у мужа и подать на алименты на отца ребёнка. Но суммы, которые могли бы в этом случае достаться ей, были бы смехотворно малы по сравнению с тем, что она имеет сейчас.

– Я одного не могу понять, – проговорил Морис.

– Чего?

– Снежана вышла замуж за Твердохлёбова из-за денег?