— На полу рядом с вами я нашел еще одну шелковую веревку. Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, он хочет напугать, а не убить. А нож взял на всякий случай. Лежите тихо! — Маркус начал промывать рану, и Нелл прикусила губу. — Я делаю вам больно?

— Щиплет, — призналась она.

Он промывал ей рану нежно, как будто она была младенцем. Нелл невольно залюбовалась им. Маркус скинул сюртук и остался в одной рубашке. Он закатал рукава, и она увидела его сильные руки.

Ей вдруг захотелось прикоснуться к нему. Она подняла руку и уронила ее. Я не должна этого делать!

— Я не впускала его, Маркус. Понимаю, то, что я оказалась в комнате графа, выглядит подозрительно…

— Кстати, а почему вы там оказались?

Если она во всем признается сейчас, после ночного нападения, поверит ли он, что она невиновна? Когда она сказала, что не девственница, он сразу же решил, что она — любовница Салтертона. Застав ее в спальне отца, он тут же обвинил ее в пособничестве. Что он подумает, когда узнает, кто ее отец? И все же так больно лгать ему!

— Мне не спалось. Лорд Нарборо поведал мне историю дома; многое показалось мне очень романтичным. И я… решила погулять по Длинной галерее. Проходя мимо двери лорда Нарборо, я услышала в тишине звон бьющегося стекла и испугалась, не случилось ли чего. Я открыла дверь, и тот человек набросился на меня. Было темно, — добавила она. — Свечу задуло ветром, но я узнала его. Салтертон необыкновенно грациозен; он двигается, как танцор.

— Он будет ползать, как кошка с перебитым позвоночником, когда я доберусь до него, — произнес Маркус будничным тоном, но у нее по спине пробежал холодок. Маркус смазал ей рану бальзамом. — Осталось забинтовать. Все не так плохо, как я подумал вначале, когда увидел кровь. Теперь вы похожи на пиратку… Вы вели себя очень храбро, Нелл!

Она невольно вспомнила о том, что и сам Маркус ранен. Она ни разу не слышала от него жалоб, а ведь его плечо наверняка болит сильнее, чем ее голова. Она посмотрела на него и не заметила под рубашкой следов перевязки. Трудно было отвести взгляд от его широких плеч, от мощной груди…

— Голова болит, — прошептала она. — Но, наверное, в сравнении с вашим плечом моя рана — пустяк.

— Мужчинам положено переносить боль без жалоб, — отрывисто ответил он, сосредоточенно перевязывая ей голову. — Но ударить женщину может только последний ублюдок!

Неужели он вспоминает утро и свои умозаключения относительно ее… любовника?

Наложив повязку Нелл, Маркус унес миску с водой, но вскоре вернулся и сел у кровати.

— Я должен извиниться перед вами, Нелл. — Наконец-то он посмотрел ей в глаза.

— За что? — Как ни странно, нежность, которую она к нему испытывала среди ночи, в уединении его комнаты, не позволяла ей облегчить его участь.

— Утром… я повел себя недостойно. И сейчас сделал совершенно необоснованный вывод. Я оскорбил вас, хотя вам и без того пришлось тяжело. Вы… пережили настоящий ужас!

— Да. — Ей хотелось закрыть глаза, отвернуться, заснуть. Но Маркус просил у нее прощения, и она решила ответить откровенностью на откровенность: — У меня были… и есть… брат и сестра. Но мы с мамой утратили с ними связь, когда мне было семнадцать лет. Однажды брат пропал, исчез. Мама заболела… Денег у нас не было. Наш домовладелец сказал, что позволит нам жить бесплатно, если я… пересплю с ним. Я отказалась. Наверное, остальное вы без труда сообразите сами. — Она не собиралась углубляться в воспоминания.

— Как его звали? — Маркус с силой стиснул ей пальцы, Нелл охнула, он, опомнившись, выпустил ее руку, и приглушенно выругался.

— А что?

— Он за все заплатит! Я позабочусь о том, чтобы он никогда не смог обидеть беззащитную женщину.

— Гаррис, — сказала Нелл. Эта фамилия долго пугала ее, как призрак. После того как она выговорила ее вслух, ей стало легче. Теперь она понимала, что Гаррис — противный, мерзкий хам, а вовсе не жуткое чудовище, которое являлось к ней по ночам. — Наверное, его давно уже нет в живых. Мы с мамой вынуждены были съехать. Перебрались в другое место, ей стало хуже. А потом, когда она поправилась, а я убедилась в том, что отвратительная связь осталась без последствий для меня, мы поняли, что не знаем, где мои брат и сестра. Мы поселились не в самом респектабельном квартале Лондона, — добавила она с иронией. — Надеюсь, что моя сестра по-прежнему занята порядочной работой. Что с братом — не знаю; жив ли он?

Маркус снова взял ее за руку, и она не выдернула ее. Тепло и сила словно вливались в нее; она почувствовала, как ее глаза снова закрываются.

— Ах, Нелл! Тогда, в карете и в Длинной галерее… я вел себя недопустимо. Наверное, вам противно, когда к вам прикасается мужчина. — Он разжал руку, но она не отдернула пальцев.

— Я так думала, — сквозь сон ответила Нелл. — А теперь понимаю, что все зависит от того, что это за мужчина.

Услышав ее слова, Маркус резко развернулся к ней и свободной рукой нечаянно коснулся ее груди. Она открыла глаза и увидела смятение на его лице.

— Простите, Нелл. Это вышло случайно.

— Знаю, — только и сказала она.

Какой он сильный — и как волнуется за нее! Рубашка его в крови — в ее крови. Нелл почувствовала, как к глазам подступили слезы. Проглотив их, она произнесла с кажущейся беззаботностью:

— Давно меня никто не обнимал… Боюсь, мне это понравится.

— Понравится? — Лоб у него разгладился. — Вы хотите, чтобы я вас обнял?

— Да… Прижали к себе… — Перед глазами все поплыло. Она прекрасно понимала, что говорить так неприлично, только не могла вспомнить почему. — Мне кажется, тогда я успокоюсь. И наверное, смогу заснуть.

Нелл уже почти спала. Маркус прекрасно понимал, что ему следует сделать: отнести ее на руках к ней в комнату, вызвать горничную и уйти.

А вдруг ночью она проснется от страха, что ее обидчик вернется?

— К черту! — пробормотал он, сбрасывая туфли и швыряя на спинку стула жилет и галстук. Он выполнит ее просьбу и докажет, что настоящий мужчина умеет быть нежным и обнимать женщину без всяких задних мыслей.

Она уже спала; медово-каштановые волосы разметались по подушке. Повязка лихо съехала набок, но лицо оставалось бледным. Он откинул покрывало, осторожно перекатил ее к стене и, не снимая рубашки и бриджей, лег рядом.

Осторожно, стараясь не касаться груди и головы, он уложил Нелл головой себе на плечо и обнял ее за талию. К утру рука у него онемеет — ну и пусть! Сейчас его грело нежное тепло ее тела, шелковистые волосы касались его щеки, холодные ступни грелись о его ноги в чулках.

— Ты спишь? — прошептал он.

— Да, — ответила она, теснее прижимаясь к нему.

Он улыбнулся.

— Маркус, ты такой теплый.

— А у тебя холодное лицо.