Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе бы понравилось, если бы твоим живым телом управлял кто-то еще, кроме тебя?
– Моим телом уже управляли. И мне это не понравилось. Собственно, поэтому я и умер.
По выпученным глазам Кина я понимаю, что он явно не ожидал такого ответа.
– Кто бы мог решиться на такое?
– Именно это я и хочу узнать.
Кин на меня смотрит с недоверием и сочувствием – или мне кажется, что он так смотрит?
– И почему ты говоришь "решиться"? – спрашиваю я. – Как можно наказать покойника?
– Если покойник будет вмешиваться в жизни людей, его проклянут.
– Что за проклятие? И кто будет проклинать?
– Я не знаю.
Я начинаю раздражаться.
– Не знаешь о какой-то договоренности, о каком-то проклятии, однако веришь, что и первое, и второе действительно существует?
– Да, – просто отвечает Кин.
Меня посещает догадка.
– У вас есть своя религия?
– Не знаю.
Я перестаю раздражаться, я уже злюсь.
– Живешь больше сотни лет, выучил нечеловеческий язык и говоришь, что ничего не знаешь о мире, в котором живешь?
– Да. Поживешь с мое – станешь похожим на меня.
– Ты сейчас говоришь как занудный дед.
– Нет. Тебе хочется слышать в моей речи старческий бред.
Моя злость уплотняется, становится маленькой точкой, из которой начинает произрастать уверенность.
– Я все понял. Ты мне не помощник, Кин. Придется делать все по-своему.
– Помни о проклятии, – кричит (наверное да, кричит) мне вслед Кин, я почти его не слышу, я уже рядом с Сэнди.
Она возвращается домой. Тоже на такси, но уже на другом – водителя зовут не Омар, а Тим. Он любит запеченные помидоры, и вообще, кажется самым "дружелюбномыслящим" из всех людей, в чьих головах я побывал.
Я представляю себе наш… теперь нет… теперь это домик Сэнди… хотя да, глупо спорить с этим, я всегда буду называть ее домик своим.
Мои ноги стоят на красном коврике. Я проплываю сквозь дверь и только сейчас замечаю, какой бардак я оставил после себя. Вещи, которые я не стал брать с собой, просто валяются на полу. Шкафы пусты, часть его полок спит на полу, и на самом полу вереница следов от моих ботинок.
Пока жду Сэнди, думаю о словах Кина. Со его слов, управление живыми телами карается проклятием. Вот только… как именно можно управлять телами? Какая, не знаю, техника для этого нужна, нужно ли учить нечеловеческий язык – для ответов на эти вопросы мне и нужен был Кин, но нужных ответов от него я не получил. Для этого дела нужен другой покойник, более человечный – и менее, если так можно выразиться, суеверный, чем Кин.
Но найду ли я такого? Неужели все сто миллиардов покойников слепо верят в существование проклятия? Нет, один из них точно не верит, это неизвестный вторженец. Но должен же быть кто-то еще? Как его найти?
Я использую ставший привычным метод – то есть я представляю перед собой неизвестного вторженца. И… ничего не происходит.
Странно, думаю я. В абстрактно названную крупную общину нелюдей я смог попасть, а к неизвестному вторженцу нет. Где здесь логика?
Я думаю о вторженце еще раз – и вновь ничего не происходит.
ДА ПОЧЕМУ ЖЕ?
Я успокаиваю себя тем, что неизвестный вторженец находится в чужом теле, и именно это состояние блокирует к нему доступ. Поэтому вспоминаю всех тех, в чьи тела он вторгался, и начинаю…
…с женщины в латексе. Она сосет чей-то член, и все это я вижу ее глазами. В рту соленый и довольно неприятный для меня привкус. Я тут же покидаю это похотливое тело и брезгливо сплевываю. Моя слюна выглядит довольно натуралистично – то есть так же полупрозрачно, как выгляжу я.
Следующая на очереди Клэр. Она по-прежнему спит или находится в коме. Я думаю о ее палате, а после вижу как тот же медик, что в прошлый раз мерил палату шагами, в этот раз ковыряется в носу и вытирает козявки об одеяло Клэр.
Бедная Мисс Занудство.
Следующий на очереди – мужчина, который стрелял в меня, предположительно Ривьера. Очутившись в незнакомой голове, я чувствую эйфорию. Вся кровь в теле приливает к члену, мой разум словно бы исчезает, готовясь к оргазму. Глаза мужчины опускаются вниз. На меня снисходит озарение, я тут же перемещаюсь в голову женщины, которая удовлетворяет моего убийцу, и понимаю, что женщина эта – и есть женщина в латексе.
Долго в ее голове я, само собой, не задерживаюсь. Презирая себя за проделанный чужим ртом минет, я возвращаюсь обратно к Сэнди, и Сэнди, моя девочка, моя маленькая грустная миссис Страсть, говорит с кем-то по телефону.
– Я не могу говорить об этом по телефону. – Сэнди выглядит спокойной. Я радуюсь, что к моей девочке вернулась хотя бы эта разновидность спокойствия – а эта разновидность означает траур. Единственный раз, когда я видел эту разновидность у Сэнди, был после известия о смерти тети Лорен.
– Спасибо, дорогая. Мне это очень важно.
Приглушенный голос из телефона, затем Сэнди говорит:
– Олег не должен был так умереть. Он вообще не должен умирать, но то, что с ним произошло, это просто абсурд.
Вновь приглушенный голос, но на этот раз я различаю вопрос: "А что с ним произошло?"
– Тая, если я тебе про это расскажу, ты сочтешь меня сумасшедшей. – Сэнди шмыгает носом.
И добавляет:
– Нам лучше встретиться. Ты когда уезжаешь?.. Уже завтра… И… Я поняла тебя… Важные шишки, да… Важные шишки… Черт бы их всех побрал!
Последняя фраза была произнесена неожиданно громко. Гейси аж слетел с ее колен.
– Извини, Тая… Ты здесь ни при чем… Да, да, еще раз спасибо… Пока…
Я перемещаюсь в голову Таи.
– Пока, Сэнди, – говорю я голосом Таи, затем руками Таи ложу телефон на кофейный столик. Почему-то мне вспомнился Пауэрс.
– Что у Сэнди произошло? – слышу я знакомое кряхтенье. Вижу фотографию тети Лорен в темной рамке возле стовосемнадцатидюймовой плазмы. Получается, Тая в особняке Папочки.
И Тая не торопится отвечать на вопрос Папочки, поэтому тот кряхтит его опять.
"Сэнди просила меня ничего не говорить мистеру Ашесу о смерти Олега…" – читаю я мысли Таи – "Чтобы ему такое ответить, чтобы он не задавал новых вопросов?"
Я за это время успеваю удивиться тактичности Таи. Она даже в собственных мыслях обращается к Папочке, как к "мистеру Ашесу".
– У Сэнди заболел кот, – говорю я голосом Таи. – Она очень расстроена.
Папочка кряхтит, что если животное умрет, то и черт с ним, можно завести себе новое. Тем более кот… Котов даже не упоминают в Библии, потому что они