на одну скамейку, усадив самых маленьких детей к себе на колени, а Чхулджина и Чину посадив между собой.

Поезд тронулся со станции и проехал мимо соседнего города, не сбавляя скорость. Он проезжал по мосту через реку, когда вдруг какая-то женщина закричала:

– Смотрите! Там ребёнок падает!

Пассажиры ахнули и стали перекрикиваться.

– Что случилось?

– Ребёнок упал.

– Откуда?

Некоторые пассажиры вытянули шеи, пытаясь посмотреть в окно.

– С крыши вагона прямо над нами.

– Я не видел.

– А я видела.

Сверху слышались несмолкающие крики и рыдания.

Сонджу прижала Чинджу к груди, чувствуя, как быстро бьётся у неё сердце. Она пыталась не думать о падающем в реку ребёнке или о рыданиях безутешной матери. Поезд мчался. Чина плакала. Чхулджин корчил сестре рожи. Вторая Сестра пыталась их угомонить. Её третий ребёнок, Чинджин, которой было только два года, разглядывала своих брата и сестру, не обращая внимания на окружающую обстановку. Сонджу обняла пятилетнюю племянницу за плечи.

– Чина, хочешь, я расскажу тебе историю?

Чина кивнула, всё ещё плача.

– Жила-была бедная женщина, растившая трёх дочерей. Все её дочери выросли, вышли замуж и уехали из дома. Через какое-то время она стала старой и слабой. Она прошла долгий путь к большому дому с черепичной крышей. «Моя старшая дочь, прими меня под своей крышей, я не ела ничего весь день». – Плач Чины смолк. Сонджу продолжила: – Старшая дочь сказала: «Я не знаю тебя. Поди прочь!» Женщина пошла дальше, ко второму дому…

К тому времени Чина уснула – на щеках у неё влажно блестели следы слёз.

Напротив них сидели три женщины в одежде западного стиля – спокойные, с прямой спиной, державшие руки на коленях. Их словно отделяло невидимой стеной от всего этого страха, злости, ужаса и усиливающейся жары. Одна из женщин в аккуратном льняном платье, старшая из трёх – вероятно, ей было от двадцати пяти до тридцати, – взглянула на уснувшую Чину и, наклонившись, сказала Сонджу:

– Вероятно, собственный страх вымотал её. Судя по вашему акценту, я полагаю, вы из Сеула?

– У меня там семья и друзья. Я слышала, мост разбомбили. Все успели оттуда уйти?

– Нам пришлось заплатить сегодня утром целое состояние, чтобы пересечь Ханган на лодке. Гребец сказал, что видел множество всплывших тел гражданских и солдат, которые умерли на мосту во время бомбардировки. – Затем она спросила: – Где живёт ваша семья?

– На северной стороне, рядом с президентским комплексом.

Младшая из трёх женщин ахнула и закрыла рот рукой – судя по её виду, она, возможно, была работницей. Встревоженная, Сонджу спросила:

– Этот район бомбили?

Первая женщина оставалась спокойной.

– Мы не знаем. Мы живём в районе Донуймун.

Сонджу сделала глубокий вдох. Враг мог сровнять с землёй весь район, где жили её родители.

– Куда вы эвакуируетесь?

– В Тэджон. Мы остановимся в доме друга нашего друга. А вы?

– У нас семья в Тэджоне.

– Какую школу вы окончили? – спросила женщина.

– Женскиую школу Ихва.

Женщина просияла.

– Я тоже. В каком году?

– В тысяча девятьсот сорок пятом.

– Я выпустилась на шесть лет раньше, поэтому вас не помню.

Сонджу улыбнулась в ответ этой красивой дружелюбной женщине, которая так и излучала уверенность. Женщина продолжила:

– Не знаю, как долго эта война продлится, но когда всё закончится, прошу, навестите нас, – взглянув на своих спутниц, а затем на Сонджу, она пояснила: – Мы работаем вместе. Давайте я запишу своё имя и адрес.

Что это за работа такая, интересно? Но Сонджу решила, что это неважно, и, не задавая вопросов, положила записку в карман юбки.

Когда они доехали до Тэджона, Сонджу попрощалась с женщинами, пока они спускались с поезда. Люди хлынули наружу, толкаясь и создавая ещё больше хаоса на станции. Эвакуировавшиеся толпились вокруг, со всех сторон раздавались крики.

– Сюда!

– Куда ты дел сумку?

Обрывки фраз. Матери звали детей; дети, плача, искали матерей.

В толкучке Сонджу с семьёй медленно продвигались, постоянно оглядываясь друг на друга из страха потеряться. Их вынесло потоком на привокзальную площадь, где люди расходились в разных направлениях: наконец появилась возможность нормально дышать.

– Вон там есть место, – Вторая Сестра указала подбородком на пространство возле бетонной стены.

Поставив багаж, она привязала Чинджин к спине, затем взяла багаж в одну руку, а ладонь Чхулджина – в другую. Сонджу тоже привязала дочь к спине, взяла Чину за руку и свободной рукой подхватила чемодан.

Чхулджин пискнул:

– Мамочка, отпусти! Ты держишь слишком крепко!

Вторая Сестра дёрнула его за руку, не давая высвободиться.

– Тихо. Я не хочу тебя потерять, – затем повернулась к Сонджу и неуверенно сказала: – Я была в доме золовки только однажды.

Что они будут делать, если заплутают? Сонджу стало тревожно.

Пройдя через широкий бульвар, они свернули за угол, потом свернули снова и через какое-то время наконец вышли к большому двухэтажному зданию с вывеской «Лекарства от Кима Ёнги». В конце здания были ворота, ведущие в дом за медицинской клиникой. Вторая Сестра громко объявила:

– Здравствуйте! Мы приехали.

К ним навстречу выбежала золовка.

– Я так рада, что вы добрались! Проходите. Как поживают мои родители?

– Они в порядке. С ними остался старый слуга, – сказала Вторая Сестра, когда служанка вышла из кухни, чтобы взять их багаж.

Сонджу отвязала Чинджу и поставила её.

– Наши мужья уехали вчера в Пусан.

Золовка посмотрела на четырёх детей в помятой одежде. Свернув к дому, она прокричала:

– Дети, приехали ваши тёти и кузен с кузинами! Идите встретьте их.

В переднюю вышли шестеро детей. Они выстроились в ряд, коротко поклонились Второй Сестре и Сонджу и быстро скрылись обратно в своих комнатах, не слишком заинтересованные. Сонджу задумалась: как долго им придётся оставаться в Тэджоне? Она прошла в гостиную, куда указала золовка.

Битва за Тэджон. Июль 1950 года

Четырнадцать членов семьи и две служанки теснились в доме с пятью спальнями. Завтрак, обед и ужин подавали в две разные части гостиной, разделённой по половому признаку.

У золовки и её мужа не имелось радио. Сонджу думала, что они или старомодны, или у них туго с деньгами, но на самом деле это не имело значения: радиостанции всё равно наверняка не работали. Газеты больше не доставляли. Сонджу не терпелось услышать хоть какие-нибудь новости о войне. Наконец на третий день эвакуации муж золовки сел в гостиной, скрестив ноги, и прочистил горло.

– Один беженец из Сеула привёл в клинику свою мать с дизентерией. Он сказал, что администрация президента временно перенесла правительственный штаб в Пусан через два дня после начала войны. Я этого