– Приехали! – объявил Костя.

Дом и вправду был старый, даже ветхий, но старания хозяинапривести его в божеский вид были заметны.

– Вот мое владение! Не слишком шикарно, да? Затосмотри, какой сад. Мне все талдычат – снеси, построй новый дом, а мне нехочется, я этот люблю…

– Ты такой верный человек?

– Да, по сути, я очень верный…

– За этим должно последовать какое-то но?

– Пожалуй! – рассмеялся он.

– Не можешь хранить верность женщине?

– Просто еще не встретил ни одной, которая бы этогостоила.

– Ну и соблазнов наверняка куча?

– И соблазнов, – кивнул он. – Слушай,Шадрина, да чего же мне с тобой легко… А раньше, наоборот, было так трудно…

– Это потому что раньше ты был в меня влюблен, а теперьпросто встретил школьную подругу… И потом, нам вроде как ничего друг от другане надо…

– Фигня!

– То есть?

– Мне лично от тебя много надо! Надеюсь, и тебе…

– А картошка у тебя есть? На данный момент мне от тебянужна только печеная картошка.

– Понял. Картошка есть, костер сейчас разожгу.

Он внимательно на меня посмотрел. И засмеялся:

– Не ври, Шадрина, ты врать никогда не умела, у тебясразу уши краснеют, так что зря так коротко постриглась.

– Не выдумывай! – я невольно схватилась за ухо.

– Умная, умная, а попалась!

– Так есть картошка или нет?

– Конечно есть, более того, видишь этот ящик?

– Ну, вижу.

– Сам сделал специально, чтобы печь картошку, в нем онаполучается охренительно вкусная и негрязная. Я сейчас!

Он принес с терраски складное креслице.

– Садись, я все сам сделаю. И вот возьми, намажься, ато комары…

– Спасибо, но давай лучше я тебе помогу!

– Не надо, я в два счета!

Он опять убежал и принес мне старенький плед.

– Хочешь чего-нибудь выпить в качестве аперитива?

– Нет, спасибо.

Он быстро и ловко разжег костер.

– Динка, только имей в виду, картошка еще не скоробудет, может, съешь пока бутерброд, а?

– А с чем?

– Увидишь!

Через несколько минут он вернулся с большой тарелкой, накоторой лежал наломанный лаваш, горка зелени и какие-то толстые золотыенеровные колбаски.

– Что это?

– Армянский копченый сыр.

Я попробовала. Это было очень вкусно. И лаваш свежий.

– Костя, создается впечатление, что ты готовился кмоему приезду, – засмеялась я.

– Просто надеялся, что согласишься приехать, вот подороге к тебе и заскочил на рынок. Вкусно, правда?

– Очень, – ответила я с полным ртом.

Мы сидели друг против друга, ели лаваш с сыром и хохотали,вспоминая школьные шалости и глупости.

– А помнишь, Шадрина, в твое дежурство Вовка Марковперед немецким доску мылом намазал. Мы думали, на ней нельзя будет писать…

– Еще бы не помнить! Писать-то наш немец все написал, астереть – фигушки. И в отместку заставил меня стирать… Я чуть не плакала…

– Ты вообще плакса была жуткая…

– Не ври, Иванишин!

Когда дрова прогорели, Костя закопал ящик с картошкой взолу.

– И что теперь?

– Минут через сорок будет потрясающая картошка. А ясейчас соображу что-нибудь к ней…

Он опять ушел. Было еще совсем светло, но по-вечернемусвежо. Я укрылась пледом и не заметила, как уснула. Проснулась от взгляда.Передо мной на корточках сидел Костя и смотрел. В его светло-зеленых глазах мнепочудились какие-то бездны. Как ни пошло это звучит, в них можно было утонуть.Казалось, этот взгляд проникает до самой печенки.

– Костя, перестань так на меня смотреть!

Он не пошевелился, не моргнул глазом.

– Костя, ты что?

– Шадрина, я в тебя влюбился!

– Вот новости! – попыталась улыбнуться я, а усамой в горле пересохло.

– Я в тебя сейчас, когда ты тут так беззастенчиводрыхла, влюбился заново. Не в ту воображалу, а в эту женщину с прошлым. У тебябольшое прошлое, Шадрина? – он говорил почти шепотом, и голос звучалужасающе сексуально. Да, перед таким ни одна баба не устоит.

– Еще какое, чего там только не было. Даже тюрьма.

– Тюрьма? – вскинулся он. – За что?

– Да одного араба кока-колой по башке шарахнула.

– Что значит кока-колой?

– Литровой бутылкой этой отравы.

– За что? – он улыбался. Мне все-таки удалосьсвести разговор к шутке. Он долго хохотал, узнав о сроке моего заключения.

– А что еще криминального было в твоей жизни?

Подвоха в этом вопросе я не услышала. Видимо, слухи ознаменитой отравительнице не достигли его ушей. Но теперь могут достигнуть влюбой момент… И я все ему рассказала.

– Вот скоты! Что зависть с людьми делает… Мне тожеприходилось с этим сталкиваться, и не раз, противно до ужаса…

– Ты правда ничего не знал?

– Да если б я знал, я бы тут же кинулся тебя искать,предложил бы помощь… А если надо, набил бы кому-нибудь морду…

Он сказал это так просто, что я не справилась с собой иразревелась. Почему такая простая мысль не пришла в голову моему отцу, бабке,когда до них дошли слухи… Эта мысль уже мелькала у меня сегодня. Костя, посути, совсем чужой человек… «Я бы кинулся на помощь, если бы только знал…» Аони знали и не кинулись.

– Это еще что такое? Ты чего тут сырость разводишь,Шадрина?

– Извини, это так… ерунда…

– Между прочим, картошка готова.

Мы ели картошку с маслом, солью и маринованными помидорами,пили водку, и вдруг, когда почти стемнело, запели соловьи. Как давно, какстрашно давно я не слышала соловьев.

А Костя тем временем рассказывал о себе:

– Я не собирался быть актером, поступил в МВТУ, нооднажды пошел с девушкой на какой-то просмотр в Дом кино. Мы сидели потом,что-то пили, вдруг ко мне подбегает какая-то заполошная тетка и спрашивает, неактер ли я. Нет, говорю, я студент МВТУ. А она начинает ломать руки, умолятьменя прийти завтра на пробы для фильма о полярниках. Я чуть со смеху не помер,а она вцепилась в меня мертвой хваткой, да еще и девушка моя стала подзуживать:сходи, Костя, чем черт не шутит, вдруг звездой станешь… А тетка все нажимает:«Молодой человек, у вас лицо для экрана создано, голос богатый, такой шансможет в жизни больше не представиться…» Уговорила. Я пошел. Режиссер отнесся кмоей кандидатуре весьма прохладно, но оператор заинтересовался. Фотопробыоказались классные. И я вдруг завелся. На этом заводе и кинопробы прошел.Представь себе мое удивление, когда меня утвердили на роль! Она была неглавная, конечно, но все-таки. На площадке многие меня хвалили, и я решилрискнуть – подал документы в Щуку. И меня приняли! Я еще дурак был, испугалсястрашно, я ведь в глубине души не верил, что примут. А тут такой поворот. Отецв крик! Только что не выпорол. А мама сказала: «Котик, один эпизод, конечно,ничего не значит. И даже то, что тебя берут в училище, тоже еще не бог вестьчто, но когда одно и другое вместе, надо задуматься, может, это твоя стезя». Ия бросил Бауманское, стал учиться в Щуке.