Солнце и голод превращали нас еще при жизни в мощи. Мычувствовали себя святыми. Может быть, мы и впрямь были святыми?

Сколько времени мы лежали таким образом на выжженной траве,я не знаю. Но душа все еще не хотела оставлять нашего тела. Солнце, совершаясвой мучительно медленный кругообразный путь, опускалось в опаленную листвумертвого парка.

Наступали сумерки, такие же жгучие, как и полдень. Можнобыло думать, что они шли из вымершего Заволжья.

А мы все еще, к нашему удивлению, были живы.

– Ну что ж, пойдем, – сказал ключик с безжизненной улыбкой.

Мы с трудом поднялись и побрели в свою осточертевшую намгостиницу. У нас даже не хватило сил проюркнуть мимо старика, продающегопапиросы, который со скрытым укором посмотрел на нас.

Потом мы лежали на своих твердых кроватях и, желая заглушитьголод, громко пели, не помню уже что. Откуда-то с улицы доносились звукидряхлой дореволюционной шарманки, надрывавшие сердце, усиливавшие наше покорноеотчаяние.

В голой лампочке под потолком стали медлительнонакаливаться, краснеть вольфрамовые нити, давая представление о стеклянномяйце, пыльной колбочке, в котором доклевывается цыпленок чахлого света.

Из коридора иногда доносились.

«…шаги глухие пехотинцев и звон кавалерийских шпор»…

Это проходили постояльцы гостиницы, по преимуществу бывшиевоенные, еще не снявшие своей формы, ныне советские служащие. Звук этих шаговеще более усиливал наше одиночество.

Но вдруг дверь приоткрылась и в комнату без предварительногостука заглянул высокий красивый молодой человек, одетый в новую, с иголочкикрасноармейскую форму: гимнастерка с красными суконными «разговорами», хромовыевысокие сапоги, брюки галифе, широкий офицерский пояс, а на голове расстегнутаякрылатая буденовка с красной суконной звездой. Если бы на рукаве были звезды, ана отложном воротнике ромбы, то его можно было бы принять по крайней мере замолодого комбрига или даже начдива – легендарного героя закончившейсягражданской войны.

– Разрешите войти? – спросил он, вежливо стукнув каблуками.

– Вы, наверное, не туда попали, – тревожно сказал я.

Нет, нет! – воскликнул, вдруг оживившись, ключик. – Яуверен, что он попал именно сюда. Неужели ты не понимаешь, что это наша судьба?Шаги судьбы. Как у Бетховена!

Ключик любил выражаться красиво.

– Вы такой-то? – спросил воин, обращаясь прямо квзъерошенному ключику, и назвал его фамилию.

– Ну? – не без торжества заметил ключик. – Что я тебеговорил? Это судьба! – А затем обратился к молодому воину голосом, полнымгорделивого шляхетского достоинства: – Да. Это я. Чем могу служить?

– Я, конечно, очень извиняюсь, – произнес молодой человек нанесколько черноморском жаргоне и осторожно вдвинулся в комнату, – но, видители, дело в том, что послезавтра именины Раисы Николаевны, супруги НилаГеоргиевича, и я бы очень просил вас…

– Виноват, а вы, собственно, кто? Командарм? – прервал егоключик.

– Никак нет, отнюдь не командарм.

– Ну раз вы не командарм, то, значит, вы ангел. Скажите, выангел?

Молодой человек замялся.

– Нет, нет, не отпирайтесь, – сказал ключик, продолжаялежать в непринужденной позе на своей жесткой кровати. – Я уверен, что выангел: у вас над головой крылья. Если бы вы были Меркурием, то крылья были бы увас также и на ногах. Во всяком случае, вы посланник богов. Вас послала к намбогиня счастья, фортуна, сознайтесь.

Ключик сел на своего конька и, сыпля мифологическимиметафорами, совсем обескуражил молодого человека, который застенчиво улыбался.

Наконец, улучив минутку, он сказал:

– Я, конечно, очень извиняюсь, но дело в том, что я хотел бызаказать вам стихи.

– Мне? Почему именно мне, а не Горацию? – спросил ключик.

Но, видимо, молодой человек был лишен чувства юмора, так какответил:

– Потому что до меня дошли слухи, будто, выступая в однойвоинской части нашего округа, вы в пять минут сочинили буриме на заданную тему,и это произвело на аудиторию, а особенно на политсостав такое глубокоевпечатление, что… одним словом, я хотел бы вам заказать несколько экспромтов наименины Раисы Николаевны, супруги нашего командира… Ну и, конечно, на некоторыхнаиболее важных гостей… командиров рот, их жен и так далее… Конечно, вполнедобродушные экспромты, если можно, с мягким юмором… Вы меня понимаете? Хорошобыло бы протащить тещу Нила Георгиевича Оксану Федоровну, но, разумеется, влегкой форме. Обычно в таких случаях мне пишет экспромты один местныйавтор-куплетист, но – антр ну суа дит – в последнее время я уже с егоэкспромтами не имел того успеха, как прежде. Я вам выдам приличный гонорар, но,конечно, эти стихи перейдут в полную мою собственность и будут считаться как бымоими… Обычно я имею успех… и это очень помогает мне по службе.

Молодой человек заалел как маков цвет, и простодушная улыбкаосветила его почти девичье лицо симпатичного пройдохи.

Дело оказалось весьма простым: молодой интенданттерриториальных войск делал себе карьеру души общества, выступая с экспромтамина всяческих семейных вечеринках у своего начальства.

Ключик сразу это понял и сурово сказал:

– Деньги вперед.

– О, какие могут быть разговоры? Конечно, конечно. Только выменя, бога ради, не подведите, – жалобно промолвил молодой человек и выложил накровать ключика Целый веер розовых миллионных бумажек, как я уже, кажется,где-то упоминал, более похожих на аптекарские этикетки, чем на кредитки.

– Завтра я зайду за материалом ровно в семнадцать ноль-ноль.Надеюсь, к этому времени вы уложитесь.

– Можете зайти через тридцать минут ноль-ноль. Мы уложимся,– холодно ответил ключик. – Тем более что нас двое.

Ключик нехотя встал с кровати, сел к столу и под диктовкумолодого человека составил список именинных гостей, а также их краткиехарактеристики, после чего молодой человек удалился.

Можно себе представить, какую чечетку мы исполнили, едвазатворилась дверь за нашим заказчиком, причем ключик время от временивосклицал:

– Бог нам послал этого румяного дурака!