Но вот две недели минули. Моя кладовая опустела, и я вынужден был снова покинуть дом, служивший мне надежным убежищем, где меня никто не тревожил. И что же ты думаешь? Выйдя за дверь, я неожиданно для себя обнаружил, что беспокойные симптомы покинули меня! Ничьи глаза не следили за мной, никто не вторил моему шагу, куда бы я ни направлялся. Как страшно, мой друг, я ошибся!

Я вернулся домой, полон радости, открыл окна и пустил в комнаты свежий воздух, считая, что ранее был болен, а ныне чудесным образом исцелился. Но я не был болен, нет! Просто тот день был пасмурным. И в какой же ужас превратилось для меня утро следующего дня, когда тучи разошлись, и ненавистное солнце проникло в комнаты сквозь открытые настежь окна! Проснувшись в горячке, я понял, что незримый шпион нашел меня и здесь.

Невыносимо было находиться одному среди пугающих стен. Я выскочил наружу и тут… Боже! Боже! – узнал, кто же преследовал меня все эти годы. Обернувшись, позади себя я увидел её!

Она распласталась на земле подобно гигантскому уродливому пауку, нелепо пародирующему черты человека. Тело её было черным и гибким, чуть продолговатым и чуть искаженным волнами жары; она кралась за мной по тротуарам, скользила по бордюрам, пряталась в ямах дождевых каналов и между трещинами устилавших дорогу плит. Она была… она была ужасна. Но ужасней всего были её намерения ухватить меня за ноги, что секундой позже ей бы и удалось, не убеги я прочь. О, как я бежал! Если бы вдруг ты увидел меня тогда, то, верно, принял бы за безумца. И не ошибся бы в своем заключении. Тот день стал для меня адом. Но я пережил его. Пережил и безумие, которое овладело мной и, угрожая чем-то более страшным, нежели смерть, погнало из города.

Разум вернулся ко мне ночью. Обессиленный и голодный, я очнулся в силосной яме, вдали от дома, в который, теперь я точно уверен, уже никогда не вернусь. Понапрасну тратить времени я не стал. Подкрепившись первым, что попалось под руку – это были ягоды несозревшей смородины – я принялся размышлять, как раз и навсегда избавиться от ненавистной преследовательницы. Выход мне виделся только один.

Не помню, где раздобыл нож. В какой-то момент, неизвестно откуда, он просто оказался у меня в руках, как оружие, ниспосланное свыше – именно так я тогда и полагал. Взвесив возможности, мною было принято решение вернуться в город. Я рассуждал так: если она потеряла мой след, то, вероятно, вернется туда, где привыкла обычно следить за мной, туда, где она впервые на меня напала. Возможно, там она станет охотиться за кем-нибудь еще, а потому я надеялся, что мне удастся выследить её раньше, чем она выследит меня.

Еще завидно я притаился на старом ясене у перекрестка, где Шот-стрит врезается в Тассер, и стал ждать, когда солнце поднимется из-за корпуса бумажной фабрики. Не могу сказать, почему выбрал именно это место – тогда мною двигали, в большей степени, охотничьи инстинкты, а не здравый смысл, но очень скоро я убедился, что место засады выбрано верно.

Она вышла на охоту, как только первый солнечный луч упал на тротуар Тассер-авеню. Её жертвой оказался бедняга-курьер, разносивший пиццу по близлежащим офисам. Она упала на его след, голодная и хищная, однако не такая громадная, как при нашей последней встрече – быть может, вчерашняя погоня за мной истощила её? – и чуть изменившая форму тела, но такая же злобная и отвратительная, крадущаяся и жаждущая. Да, мой друг, именно тогда я и догадался, что охотится она исключительно при свете.

Я спрыгнул с дерева и, стараясь двигаться бесшумно, помчался к ничего не подозревающему парню-курьеру, надеясь, что еще успею его спасти. Мой удар должен был быть единственным и смертельным. Я подпрыгнул в замахе, и только когда лезвие уже стремглав неслось к её пасти, и ничто не предвещало осечки, я выкрикнул мальчишке: “Беги! Спасайся!”

Уж не знаю, что испугало его больше – нож в моей руке или, всё же, её зловещий силуэт, но он бросился наутек с такой скоростью, что угнаться за ним я, утомленный и ослабленный бессонницей, оказался не в состоянии. А она… она рванула за ним вслед, не отставая ни на дюйм, словно была частью его самого. Я остановился, отказываясь верить, что позволил себе её упустить, отказываясь верить, что я проиграл. Ведь я не мог проиграть! Я продумал всё наперед, я выследил её, незаметно подкрался… Однако моя растерянность длилась не долго. Как и случалось прежде, я почувствовал спиной чьи-то взгляды и, обернувшись, увидел, что мои действия привлекли внимание нескольких десятков горожан, прогуливавшихся в этот зловещий солнечный день по Тассер-авеню. Но также я увидел и то, что оказалось самым чудовищным… За каждым из этих несчастных… стояла она.

Она обманула меня, мой друг. Понимаешь? Обвела вокруг пальца. Но сдаваться я не намеревался. Раз уж я взялся за оружие, спасти всех этих неведающих было моим долгом!

И я бросился к ближайшей из них, после к другой, к следующей и следующей, орудуя ножом, целя пронзить её черное извивающееся тело, но каждый раз лезвие поражало лишь землю, высекая искры, не причиняя ей даже мельчайших повреждений. А люди… эти глупые создания… они только метались в панике, шарахались от меня, как от прокаженного, не позволяя мне делать свою работу. Глупцы! Они будто бы не понимали, кого на самом деле стоило бояться!

Так растратил я остатки сил, сражаясь с ускользающими силуэтами, тщетно оставляя рытвины на земле и порезы на руках, пока, выдохшись, не рухнул ниц. Мои усилия не принесли ровным счетом никаких результатов. Но это было еще полбеды. В настоящий кошмар я окунулся, когда открыл глаза и обнаружил, что её черная дымящаяся фигура находится прямо… подо мной.

Да, мой друг, она одолела меня. Всё это время она была охотником, а я – слабой, глупой жертвой, наивно верящей в возможность собственной победы…

Не могу вспомнить, как тогда спасался, да и спасался ли вообще. Быть может, высшие силы унесли меня прочь от света на своих ветрах и даровали шанс на жизнь, на сей раз шанс последний. Быть может, ангел-хранитель закрыл меня от её взгляда единственным оставшимся крылом. Быть может, благословенное затмение снизошло на мир, заставив её исчезнуть на короткое время – время, милосердно предоставленное мне для сохранения остатков несчастного разума. Но вот я здесь, в заброшенной землянке, куда не в силах проникнуть ни она, ни её вечный предвестник – льющийся свет. Теперь, когда солнце восходит над горизонтом, я предаюсь блаженным полубредовым снам, а безлунными ночами выбираюсь на поверхность, чтоб хотя бы частично утолить голод. Не уговаривай меня, друг, я никогда не покину этого места. Даже такая жизнь, жизнь в заточении, лучше того, что ждет меня, повстречай я её вновь…

Уже уходишь? Ну что ж, безопасного тебе пути. Надеюсь, моя история поможет всем вам прозреть и спастись, как спасся я.

Ты открываешь дверь, медленно, не торопясь, и вместе со скрипом в мои покои проникает безграничное море безумия, из которого, казалось бы, я только что выбрался… Что… Что ты наделал?! Зачем пустил сюда свет?! Ты… ты только притворялся моим другом! Притворялся, чтобы выведать мою тайну! Будь же проклят ты, открывший ей путь сюда!