– Кажется, нет. Мы, несомненно, открыли новый синдром –я назову его «усталость фуги» или «темпоральный шок». Можем вписывать своиимена в учебники.

– Что нам теперь с ними делать? Ты способен вернуть ихк жизни?

– Вполне. Но тогда они начнут опять – и не успокоятся,пока не разрушат и этот мир.

– Хотел бы я знать, что тут осталось разрушать. Будь мыс тобой умнее, могли бы продать кучу билетов на это представление, а потомснова напустить их друг на друга.

– Презренный торговец индульгенциями! Только поп и могтакое придумать!

– Неправда! Я позаимствовал это на Блисе, там вовсюторговали и жизнью, и смертью…

– Да, конечно – там еще гвоздем программы сталонапоминание, что жизнь иногда кончается. Тем не менее, мне кажется, мудреевсего было бы отправить этих двоих на разные миры, подальше отсюда, ипредоставить самим себе.

– Тогда зачем ты приволок их сюда, на Марачек?

– Никого я не волок! Их засосало через дверь, кактолько я открыл ее. Я нацелился в это место, потому что достичь Сердца Мировлегче всего, а времени у нас было в обрез.

– Тогда посоветуй, что делать дальше.

– Давай пока отдохнем здесь, а Оакима с Генералом яподержу в трансе. А еще мы можем открыть себе другую дверь и благополучнооставить их.

– Это несколько противоречит моей этике, брат.

– Не хватало, чтобы этике учил меня ты, гуманист безчувства гуманности! Ты, продающий любую потребную ложь!

– Но не могу же я действительно оставить человекаумирать!

– Хорошо… Смотри-ка! Кто-то был здесь до нас и,кажется, хотел придушить жабу! Мадрак задумчиво смотрит на бокал.

– Я слышал басни, что без воздуха жабы могут продержатьсявека. Интересно, сколько времени она сидит таким образом? Если бы только этатварь была жива и могла говорить! Подумай, как много она могла видеть, какиетриумфы и катастрофы!

– Не забывай, Мадрак, что я – поэт, и будь любезенприберечь такие соображения для тех, кто способен невозмутимо проглотить их. Я…

Фрамин идет к окну: – Гости, – замечает он. –Теперь мы можем покинуть этих братьев по оружию с чистой совестью.

На зубчатых стенах Цитадели Бронз тихо ржет и перебираеткопытами. Лазерные лучи из его ноздрей летят в подернутый пылью закат.

И что-то, пока неясное, приближается к Цитадели сквозь пыльи мрак…

– Идем?

– Не сейчас.

– Значит, остаемся. Они ждут.

Сегодня всякий знает, что машины занимаются любовью. Ну,если не всякий, то хотя бы тот, кто читал метафизические писания святого ИаковаМеханофила, рассматривающего человека как сексуальный орган машины, созданныйею для осуществления высшего предназначения Механизма. Человек производит одноза другим поколения машинного рода, машина же проводит свою механическуюэволюцию через человека, пока не наступит тот момент, когда он выполнит своюзадачу, совершенство будет достигнуто и можно будет произвести ВеликуюКастрацию. Святой Иаков, разумеется, еретик. Как было продемонстрировано напримерах, слишком многочисленных, чтобы на них ссылаться, здоровой машинетребуется пол. Затем, так как человек и машина часто подвергаются взаимообменукомпонентами и целыми системами, то всякое существо имеет возможность побыватьв любой точке спектра «машина-человек», где только пожелает. Человек –чрезмерно самонадеянный орган, следовательно, достигает своего апофеоза илислияния с Механизмом через жертву и искупление. Человеческая изобретательностьмного сделала для этого, но изобретательность – это, по сути, формамеханического вдохновения. Можно более не говорить о Великой Кастрации, можноне рассматривать отсечение от машины ее творения. Человек должен остаться какчасть Единого Целого.

Всякий знает, что машины занимаются любовью. Конечно, не впримитивном смысле, как те женщины и мужчины, которые, руководствуясьэкономическими мотивами, сдают внаем свои тела на год или два, чтобы бытьприсоединенными к машинам, питаясь внутривенно, упражняясь изометрически,отключая свое сознание (или оставляя включенным, если пожелают), чтобы сделатьвозможным вживление электродов, стимулирующих определенные движения их тел (недольше пятнадцати минут за одну кредитку) на кушетках клубов наслаждений (аиз-за моды все чаще и чаще в лучших домах, а также в дешевых кабинках наулицах) для удовольствия и развлечения своих собратьев. Нет. Машины занимаютсялюбовью посредством человека, но произошли многочисленные обмены функциями, иполучилось так, что они обычно любят духовно.

Взгляните же на только что возникший уникальный феномен:Компьютер Наслаждений, компьютер, подобный оракулу, способный ответить наогромный круг вопросов, но который будет делать это лишь до того момента, покавопрошающий сможет по-настоящему удовлетворять его. Сколь многие из вас входилив его будуар, чтобы наконец разрешить свои, в том числе и сексуальные проблемы,и убедились, как быстротечно время. Вот именно.

Подобно кентавру наоборот (то есть человек ниже талии) онпредставляет лучшее из двух разных миров, слитых в одно целое. Когда человеквходит в будуар Вопроса, чтобы спросить у Сексокомпа о своей возлюбленной и еечувствах, за этим неизменно скрыта история любви. Это происходит всегда, вездеи часто таково, что не существует ничего более нежного. – Подробности –позже.

…Это идет Гор, он видит Бронза на стене, останавливается ивосклицает:

– Открывайте ворота или я вышибу – их! Голос Фраминаиз-за стены:

– Не я запирал, не мне и открывать. Входи сам, каксможешь, или глотай пыль там, где стоишь.

Тогда Гор одним ударом, слегка удивив тем Мадрака, выбиваетворота и поднимается по винтовой лестнице на самую высокую башню. Войдя вкомнату, он смотрит на поэта и воина-священника с некоторой неприязнью испрашивает:

– Кто из вас отказался впустить меня? Тепереглядываются и делают шаг вперед.

– Пара идиотов! Знаете ли вы, что я – бог Гор, сынОсириса, пришедший из Дома Жизни?

– Прости нашу непочтительность, Гор, – говоритМадрак, – но никто не впускал нас сюда, кроме нас самих.

– Как ваши имена, пока живущие?

– Я – Фрамин, и я к твоим услугам, если они не слишкомобременительны.

– …А я – Мадрак.

– А! Похоже, я кое-что знаю о вас. Почему вы здесь, ичто это за падаль на столе?