— В тебе нет ни капли стыда! Ты думаешь только о себе! —закричала Карла. — Боже, что будет со мной и с твоим отцом! Но тебе до этогонет никакого дела! Это разобьет сердце твоего отца и…

— Я не чувствую себя таким уж разбитым. — Спокойный голосПитера Голдсмита доносился из дверного проема, и они обе повернулись туда. Ондействительно стоял в дверях, но за пределами комнаты. Носы его рабочих ботиноклишь слегка заступили за ту границу, где потрепанный коридорный коврикпереходил в ковер гостиной. Фрэнни неожиданно поняла, что именно на этом местеона видела его много раз. Когда он в последний раз заходил в гостиную? Она немогла вспомнить.

— Что ты там делаешь? — спросила Карла, неожиданно позабыв овозможном ущербе, который могло понести сердце ее мужа. — Я думала, тыработаешь сегодня вечером.

— Меня подменил Гарри Мастерс, — сказал Питер. — Фрэн ужесказала мне, Карла. Скоро мы будем дедушкой и бабушкой.

— Дедушкой и бабушкой! — взвизгнула она. Она захохоталаотвратительным, скрежещущим смехом. — Так ты предоставил это мне. Она сказалатебе первому, а ты это от меня скрыл. Ну а теперь я закрою дверь, и мы выяснимвсе вопросы вдвоем.

Она улыбнулась Фрэнни сияющей, язвительной улыбкой.

— Между нами… девочками.

Она взялась за ручку двери и стала медленно закрывать ее.Фрэнни наблюдала, все еще удивленная и с трудом понимающая причину внезапнойвспышки гнева и сарказма со стороны ее матери.

Питер медленно и неохотно поднял руку и остановил дверь наполпути.

— Питер, я хочу, чтобы ты предоставил это мне.

— Я знаю, что ты хочешь. В прошлом так и было. Но не сейчас,Карла.

— Это не твоя область.

— Моя, — спокойно ответил он.

— Папочка…

Карла повернулась к ней. Пергаментно-белая кожа ее лицатеперь покрылась красными пятнами на щеках.

— НЕ СМЕЙ С НИМ ГОВОРИТЬ! — закричала она. — Ты имеешь делоне с ним, а со мной! Я знаю, что ты всегда можешь подольститься к нему с любойсумасшедшей идеей и переманить его на свою сторону, чтобы ты ни натворила, НОСЕГОДНЯ ТЕБЕ НЕ С НИМ ПРИДЕТСЯ ИМЕТЬ ДЕЛО, МИСС!

— Прекрати, Карла.

— УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!

— Я сюда и не входил. Можешь убедиться, что…

— Не смей надо мной насмехаться! УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ ГОСТИНОЙ!

И с этими словами она принялась толкать дверь, нагнув головуи упершись в нее плечами так, что стала похожа на быка. Сначала он с легкостьюудерживал дверь, потом с усилием. Наконец жилы вздулись у него на шее, и этонесмотря на то, что она была женщиной и весила на семьдесят фунтов меньше, чемон.

Фрэнни хотела крикнуть им, чтобы они прекратили, и попроситьотца уйти, так чтобы им обоим не пришлось видеть Карлу в таком внезапном ибезрассудном ожесточении, которое всегда угрожало ей, а сейчас захлестнуло ее сголовой. Но слова застряли у нее в горле.

— Убирайся! Убирайся из моей гостиной! Вон! Вон! Вон! Эй ты,ублюдок, отпусти эту чертову дверь и УБИРАЙСЯ ВОН!

И в этот момент он дал ей пощечину. Раздался глухой,незначительный звук. Дедушкины часы не рассыпались от ярости в пыль. Мебель незастонала. Но яростные крики Карлы прекратились, словно их отрезало скальпелем.Она упала на колени, и дверь настежь распахнулась, слегка ударившись овикторианский стул с высокой спинкой и с вышитой салфеткой на сиденье.

— Нет, не надо, — тихо сказала Фрэнни.

Карла прижала ладонь к щеке и уставилась на мужа.

— Ты добивалась этого десять лет, — сказал Питер. Голос егослегка дрожал. — Я всегда убеждал себя не делать этого, потому что бить женщинне в моих правилах. Я и сейчас так думаю. Но когда человек — мужчина илиженщина — превращается в собаку и начинает кусаться, кому-то надо поставить егона место. Мне только жаль, Карла, что я не сделал этого раньше.

— Папочка…

— Помолчи, Фрэнни, — сказал он с безразличной суровостью, иона умолкла.

— Ты говоришь, что она эгоистка, — сказал Питер, продолжаясмотреть прямо в окаменевшее, изумленное лицо жены. — На самом деле тыэгоистка. Ты перестала любить Фрэнни, когда умер Фред. Именно тогда ты решила,что любовь может принести слишком много страданий и что жить для себя — гораздобезопаснее. И тогда ты посвятила себя этой комнате. Ты обожала умерших членовсвоей семьи и совсем забыла о живых. Боль — причина перемен, но вся боль миране способна изменить фактов. Ты была эгоистична.

Он подошел и помог ей встать. Выражение ее лица неизменилось. Глаза по-прежнему были широко раскрыты, и в них застыло выражениенедоверия.

— Я виноват в том, что не остановил тебя. Чтобы недоставлять лишних хлопот. Чтобы не раскачивать лодку. Видишь, я тоже былэгоистом. И когда Фрэн поступила в колледж, я подумал: Ну что ж, Карла теперьможет жить как хочет, и от этого никому не будет плохо, кроме нее самой, а есличеловек не знает, что ему плохо, то, возможно, с ним все в порядке. Я ошибся. Яи раньше ошибался, но никогда моя ошибка не была такой непростительной. —Мягко, но с силой он взял ее за плечи. — А теперь, я скажу тебе как муж. ЕслиФрэнни нужно пристанище, то она найдет его здесь — как и было всегда. Если ейнужны деньги, она сможет найти их в моем кошельке — как и было всегда. И еслиона захочет оставить ребенка, она так и сделает. Более того, я скажу тебе однувещь. Если она захочет покрестить ребенка, обряд будет совершен прямо здесь.Прямо здесь, в этой чертовой гостиной.

Рот Карлы широко раскрылся, и теперь из него сталидоноситься звуки. Сначала они звучали странно, как свисток закипающего чайника.Потом они перешли в пронзительный вопль.

— ПИТЕР, ТВОЙ СОБСТВЕННЫЙ СЫН ЛЕЖАЛ В ГРОБУ В ЭТОЙ КОМНАТЕ!

— Да. И именно поэтому я считаю, что не найти лучше местадля того, чтобы покрестить новую жизнь, — сказал он. — Кровь Фреда. Живаякровь. А сам Фред, он уже много лет как мертв, Карла. Его давно уже съеличерви.

Она вскрикнула и закрыла уши руками. Он наклонился и отвелих.

— Но червям не досталась твоя дочь вместе со своим ребенком.Неважно, откуда он взялся, но он живой. Ты, похоже, собралась ее прогнать,Карла. Что у тебя останется, если ты это сделаешь? Ничего, кроме этой комнаты имужа, который будет ненавидеть тебя за то, что ты сделала. Если ты этосделаешь, то это будет все равно как если бы в тот день мы оказались втроем — яи Фрэнни вместе с Фредом.

— Я хочу подняться наверх и прилечь, — сказала Карла. — Менятошнит. Думаю, мне лучше прилечь.