— У них есть сигнализация, — шепнула я Бастьену,увидев, что он ковыряет замок задней двери. За долгие столетия многому можнонаучиться. — Ей все равно, видно нас или нет.

— Никаких проблем. Я провел рекогносцировку и знаю код.

Действительно, как только мы проникли в дом, он потыкалпульт, и красная лампочка стала зеленой.

Мы начали с кабинета Дейны, казавшегося наиболее разумнымместом для тайных писем. Дейна была до ужаса организованна и педантична, такчто нам следовало убедиться, что все осталось на своих местах.

К несчастью, большинство документов оказались совершеннобесполезными. Памятные записки. Квалифицированные — и честные — бюджетныеотчеты. Накладные. Пресс-релизы. Еще у нее была масса фотографий, разглядыватькоторые хотя бы интереснее, чем деловые бумаги. В основном это были семейныеснимки, а также фото, запечатлевшие разнообразные мероприятия КССЦ. На многих яузнала Джоди, и это меня покоробило. Я припомнила выдающиеся умственныеспособности и любовь к искусству прочих женщин. Зачем человеку, обладающемухоть каким-то интеллектом, связываться с ними?

— Я не представляла себе, насколько активна у нихДжоди, — сказала я Бастьену. — Она неплохая женщина. Дейна ееиспортила.

— Дейна обладает даром убеждения. Эй, а ты знаешь, чтофамилия Джоди — Дэниэлс? А что мужа ее зовут Джек?

Посмеявшись такому совпадению, мы продолжили поиски, пока,наконец, не покончили с кабинетом. После чего мы обшарили — конечно же, оченьаккуратно — все остальные шкафы и комоды на первом этаже. Ничего.

— Может, за картинами есть какие-нибудь тайники? —предположил Бастьен.

— Или вся история с мойщиком бассейна — выдумка, Дейначестно ведет свои дела, и на нее действительно ничего не нарыть, кроме того,что она законченная сука.

Он закатил глаза:

— Еще одно место осталось. Истинная святая святых.Спальня.

Я поморщилась. Мне до колик претило входить в чью-тоспальню. Вопиющее вторжение в частную жизнь. Но Бастьен был непреклонен,по-прежнему уверенный, что эта несбыточная химера способна принести результат.

К счастью, спальня оказалось стерильно-аккуратной, каккомната в отеле; никакой тебе теплой чувственной атмосферы, присущей одному изсамых интимных мест. Это облегчало поиски — мы будто вошли в свободную комнату.Мы тщательно исследовали все ящики и стенные шкафы, но опять не слишкомуспешно.

— Ой, — вдруг вскрикнула я, заглянув в открытыйящик комода.

Бастьен тут же рванулся ко мне:

— Что? Что там?

Это было самой благопристойной парой старушечьих трусов,которые я когда-либо видела. Пара трусов не бабушки даже, а прабабушки.Совершенно белые. Она могла бы по крайней мере рискнуть и завести себе голубые,или зеленые, или еще какие.

Бастьен толкнул меня локтем в недоумении от столь бурнойреакции:

— Что тут такого удивительного в свете ее напыщенногопустословия по поводу скромной одежды?

— Скромная — это одно, но господи ты боже мой… до какойже степени? По самые уши?

— Положи на место. Нам надо… Щелк.

Мы оба это услышали. Я в ужасе посмотрела на Бастьена ипихнула трусы в ящик.

— Мне кажется, ты сказал…

— Знаю, знаю, — мрачно ответил он.

Кто-то только что вошел в дом.

Мы как вкопанные застыли в спальне, боясь даже дышать. Внизухлопнула дверь, послышались шаги по дорогому паркету. Донеслись еле слышныеголоса, но слов было не разобрать.

— Что же делать? — прошептала я.

Мы, конечно, были невидимы, но я все-таки совершенно нехотела шастать по дому при хозяевах. Да и выйти незамеченными будетпроблематично.

Бастьен нахмурился, прислушиваясь.

— Это мужские голоса. Не Дейна. Пойдем. Он схватил меняза локоть, и мы прокрались в коридор, где было лучше слышно.

— Ты уверен, что они не вернутся? — спросилвстревоженный голос.

— Ну. Они не вернутся до… не раньше полуночи.

— Здорово.

Бастьен ухмыльнулся и выдохнул:

— Риз.

Риз. Сын. Сын, который должен быть в доме у приятеля надругом конце улицы. Это гораздо лучше, чем Дейна, но все же беспокойствоосталось. Я бросила на Бастьена вопросительный взгляд.

«Что он здесь делает?» — беззвучно шевеля губами, спросилая.

Бастьен пожал плечами и знаком показал мне следовать за нимк лестнице.

Риз и его приятель производили достаточно шума, чтобызаглушить наши шаги.

До сих пор я толком не видела Риза, и во мне взыгралолюбопытство. Я ожидала, что это будет аккуратный почтительный мальчик на манертех, кто прислуживает в алтаре, но он оказался совершенно обычным — угрюмый типв футболке. От матери ему достались черные волосы и голубые глаза, от отца —неказистые черты лица. Его длинноволосый приятель носил потрепанную армейскуюкуртку с джинсами.

— Где мы будем? — спросил приятель.

Риз огляделся:

— Снаружи. Иначе они потом унюхают.

— Ладно. Но свернем здесь.

Они расположились у кухонного стола. Риз достал жестянку ссигаретными гильзами и пакет с таким количеством марихуаны, что хватило бынеделю укуривать до одурения семью из пяти человек.

Приятель умело скрутил огромный косяк, и ребята вышли задверь. Мы с Бастьеном обменялись взглядами, едва сдерживая истерический смех.Потом прошли в темную гостиную и встали у окна понаблюдать за мальчишками водворе. Не желая привлекать внимание соседей, они погасили все внешние фонари.Только вспыхивал оранжевый огонек косяка, когда они затягивались, передавая егодруг другу.

— О господи, — выдохнула я. — Это оправдываетнаше вторжение.

— Возможно, нам удастся использовать это противнее, — задумчиво произнес Бастьен.

— Что? Ну вот еще. Он же просто ребенок. Незачем тянутьего вместе с ней. Вдобавок, будь у меня такие родители, я б и вовсе сторчалась.

По лицу Бастьена промелькнула тень сомнения, но затем он всеже коротко кивнул:

— Ладно. Ты права. Пусть так. Хочешь покончить соспальней и валить отсюда? Вряд ли они сейчас хоть что-нибудь вокруг замечают.

Мы вернулись, все еще надеясь обнаружить какое-нибудькомпрометирующее фото или хотя бы клочок бумаги. Увы, ничего.

Оставив Риза и его приятеля в покое, мы вышли через парадныйвход. Добравшись до Бастьена, расположились в его безукоризненной гостиной. Мыпотерпели поражение.