Роман засунул руки в карманы. Я вгляделся ему в лицо, ища ответа.

– Когда это произошло? – спросил он.

– Часа четыре назад.

– И ты о ней не подумал?

– О ком? О Диэм?

Он, слегка рассмеявшись, качнул головой, как будто я не понял.

– Я говорю про Кенну. У нее есть тут родные? Друзья? Или ты просто бросил ее на дороге и велел убираться?

Я встал и отряхнул джинсы сзади. Я понял, к чему он клонит, но это все-таки не моя проблема. По крайней мере, я так себе говорил.

– Может, тебе сходить проверить, как она, – предложил он.

– Я не собираюсь ее проверять.

Роман, казалось, был разочарован.

– Ты лучше, чем хочешь казаться.

Я почувствовал, как пульс забился у меня в горле. Не знаю, на кого я сейчас злился больше – на него или на Кенну.

Роман сделал шаг ко мне.

– Она виновата в случайной смерти человека, которого любила. И, как будто этого мало, она отправилась за это в тюрьму, и у нее отняли ребенка. И вот она наконец вернулась, надеясь увидеть ее, и ты делал с ней в машине один бог знает что, а потом помешал ей увидеть дочь и потом еще велел отправляться к черту. – Он пошел вверх по ступенькам, но прежде чем уйти, обернулся ко мне, и сказал: – Знаешь, Леджер, только благодаря тебе я не умер где-то в канаве. Ты дал мне шанс, когда от меня отказались все остальные. Ты не представляешь, как я тебе благодарен и как смотрю на тебя снизу вверх. Но сейчас мне трудно это делать. Ты ведешь себя как придурок. – И зашел обратно в бар.

Я несколько секунд смотрел на закрытую дверь, а потом ударил ее кулаком.

– Черт!

Я начал ходить по проезду. И, чем больше ходил, тем более виноватым себя чувствовал.

Я однозначно был на стороне Грейс и Патрика с того самого дня, когда узнал, что случилось со Скотти, но чем больше секунд проходило между словами Романа и моим следующим решением, тем бóльшую неловкость я ощущал.

У меня в голове боролись две возможности. Первая – что Кенна именно такая, какой я ее считал, и она явилась сюда, думая только о себе и вообще не желая знать, что ее присутствие может сделать с Патриком, Грейс и даже Диэм.

А вторая возможность предполагала, что Кенна – отчаявшаяся, скорбящая мать, которая просто жаждет увидеть своего ребенка. И если все так, то не знаю, правильно ли я сегодня поступил.

А что, если Роман прав? Если я вырвал у нее последние крохи надежды? И если это верно, то что с ней будет? Одна, в квартире без всяких перспектив на будущее?

Не должен ли я беспокоиться?

Не должен ли проверить, как она?

Я еще какое-то время походил по проезду позади бара, пока наконец не задал себе вопрос, с которого и начинал. А что бы сделал Скотти?

Скотти всегда видел в людях только хорошее, даже в тех, в ком я ничего хорошего увидеть не мог. Будь он тут, могу только представить, что бы он подумал обо всем этом.

Леджер, ты слишком жесток. Каждый имеет право хотя бы на сомнение, Леджер. Если она покончит с собой, как ты будешь жить дальше, Леджер?

– Черт, – выругался я. – Черт, черт, черт!

Я совсем не знал Кенну как человека. Ее реакция могла вообще быть спектаклем. Но она и вправду может впасть в полное отчаяние, и моя совесть не даст мне спокойно уснуть.

Расстроенный и раздраженный, я снова сел в машину и поехал обратно к ее дому.

Может, убедившись в том, что Роман не прав, я должен был испытать облегчение, но я только разозлился еще сильнее.

Кенна вовсе не пряталась в своей квартире. Она была на улице и выглядела так, словно у нее нет никаких забот. Она играла с бенгальскими огнями. Фейерверками. Вместе с какой-то девушкой она вертелась в траве, как ребенок, а не взрослый человек, который несколько часов назад вел себя так, словно у него рухнул мир.

Она не видела, как я подъехал, потому что стояла спиной к парковке, и несколько минут не замечала, что я там.

Она зажгла для девочки очередной огонь, и та начала размахивать им как ненормальная, а потом побежала куда-то за угол, оставляя за собой светящийся след.

Как только Кенна осталась одна, она прижала ладони к глазам, закинула голову к небу и стояла так, не шевелясь. А потом вытерла глаза подолом майки.

Девочка вернулась, и Кенна снова улыбалась, девочка убежала, и лицо Кенны снова исказилось болью.

Она как будто снова и снова включала и выключала это, и мне не понравилось, что она притворялась, что ей совсем не грустно всякий раз, когда девочка подбегала к ней. Может, Роман все же прав.

Девочка снова вернулась и протянула ей очередной бенгальский огонь. Зажигая его, Кенна подняла голову и увидала мой грузовик. Ее тело сразу как будто бы сжалось, но она выдавила улыбку для девочки и махнула ей, призывая бежать вокруг дома. Как только та убежала, Кенна направилась в мою сторону.

Было ясно, что я сидел и наблюдал за ней. Я даже не пытался это скрывать. Я отпер дверь, она подошла к машине, залезла в кабину и захлопнула дверь.

– Ты привез мне хорошие новости?

Я поерзал на сиденье.

– Нет.

Она открыла дверь и начала вылезать.

– Кенна, подожди.

Она помедлила, но закрыла дверь и осталась в кабине. Было тихо. От нее пахло спичками и порохом, и в кабине возникло странное напряжение, настолько ощутимое, что, казалось, весь чертов грузовик сейчас взлетит на воздух. Но нет. Ничего не случилось. Мы молчали.

Наконец, я кашлянул.

– С тобой все в порядке? – Я скрыл свое беспокойство под внешне ледяным фасадом, так что понимал, что мой вопрос кажется натужным, как будто мне плевать, что я услышу в ответ.

Кенна снова попыталась вылезти из кабины, но я поймал ее за руку. Она посмотрела мне в глаза.

– С тобой все в порядке? – повторил я.

Она смотрела на меня красными опухшими глазами.

– Ты… – Она помотала головой, явно не понимая. – Так ты что, приехал сюда, потому что боялся – я покончу с собой?

Мне не понравилось, что она, похоже, смеялась над моим волнением.

– Боюсь ли я, что у тебя не все дома? – переспросил я, перефразируя ее вопрос. – Ага. Боюсь. И хотел убедиться, что ты в порядке.

Слегка наклонив голову вправо, она обернулась всем телом