Обычно прорабы, эти «маэстро стройки», все же работают под руководством архитектора, но Лало уверил меня, что незачем выбрасывать деньги на ветер, он прекрасно справится с поставленными задачами, да еще и в рекордно короткий срок. Казалось, сама фортуна улыбалась мне широко и ласково щербатой улыбкой смуглого низкорослого крепыша с чертами лица булгаковского Шарикова, но приветливого и обаятельного. Лало обещал мне на днях прислать более точную смету (та сумма, которую он назвал первоначально, меня вполне устраивала и даже радовала); мы расцеловались на прощание, и аромат его одеколона щекотал мои ноздри чуть ли не до конца дня.

«На днях» в разных языках и культурах означает разные временные категории, и поэтому точно перевести это идиоматическое выражение невозможно. Я вот, например, думала, что это два или три дня, и начала нервничать, когда по истечению пятых суток мой будущий маэстро-прораб мне не позвонил. Нервничала я совершенно напрасно. Потому что отсчет этих самых дней у Лало происходил совсем по-другому, и спорить с ним на лингвистическом уровне было, конечно же, неразумно.

Когда он все-таки появился, мы согласовали смету и сроки работ, я осталась вполне удовлетворена и тем, и другим, но особенно – конкретно обозначенными сроками. Также я научилась избегать расплывчатых определений вроде «на днях», «несколько недель/дней/ месяцев» и т. п.

Для того чтобы бригада начала работать, я должна была заплатить аванс в 50 процентов и положиться во всем на маэстро Лало. Он так и сказал мне: «бригада», что укрепило мою уверенность в том, что моя квартира в надежных руках. Я выложила приличную, но не приводящую меня к банкротству сумму, и мы скрепили наши устные договоренности стандартным договором, написанным от руки крупным почерком на листе формата А4. Лало брал на себя обязательство выполнить перечисленный ряд работ, а я – своевременно оплачивать их по мере завершения.

С понедельника в квартире закипела жизнь, взметнулась вверх красноватая пыль вскрываемых кирпичных стен, оседая на столешницах кухни, окнах, дверях, ручках и черных волосах рабочих. Бригада Лало, к моему разочарованию, состояла из двух человек: его самого и… еще одного, кем он руководил; работали они в четыре руки.

Как-то, забежав в квартиру без предварительного звонка по телефону, я увидела двух худеньких мальчиков, еще даже не подростков: одному было лет восемь, другой, чуть постарше; они вдвоем тащили тяжелое ведро с песком. Самого Лало не было, а его пожилой напарник, заметив мой ужас при виде эксплуатации детей, поспешил объяснить, что это дети Лало:

– В школе сегодня учителя бастуют, нет уроков, ну, вот и пришли, чтобы без присмотра не сидели одни дома.

– А где Лало? – спросила я, вглядываясь в лица мальчиков, которые молчали как партизаны.

– Поехал закупать материалы, да вы его не ждите, это далеко… ну, чтобы поэкономнее, так вам дешевле будет.

Я ушла с тревогой в сердце. Мне надо было съезжать со съемной квартиры. Я собиралась в поездку и наивно предполагала, что, вернувшись в Аргентину две недели спустя, вселюсь в свою отремонтированную квартиру.

Уже из аэропорта я позвонила приятелю, который мне рекомендовал Лало, и поделилась своими сомнениями по поводу присутствия детей.

– Слушай, у меня же ни страховки, ничего нет… А если упадет кто или на них что-нибудь упадет? И потом, ведь это же совсем маленькие дети, а таскают тяжести… Неизвестно же, сколько еще учителя будут бастовать.

– Постой, какие маленькие? Лало уже дедушка, у него двое взрослых детей, сын и дочь… и внук трехлетний.

У меня все похолодело внутри от догадки, нет… не может этого быть! Я умоляющим голосом попросила своего приятеля сходить на квартиру в мое отсутствие и сфотографировать, что там происходит. Он мялся, говорил, что занят, но в конце концов пообещал зайти и навестить своего протеже. Спустя несколько дней я получила от него сообщение, что он там был, что все идет своим чередом и волноваться нет причин. Я посмотрела на фотографию и чуть не упала в обморок – не столько от вида разрухи и отсутствия какого-либо прогресса, сколько увидев исполнителя работ на заднем плане. Худенький замызганный мальчик балансировал на доске, положенной одним концом на стремянку, а другим на дверь, прислоненную к стене, чтобы можно было достать до четырехметровых потолков. В руках у него было что-то вроде наждачной бумаги.

«Кто это?» – написала я, предчувствуя катастрофу.

«Это сын слесаря, у них в школе уроки отменили, вот он его с собой на работу и привел».

«А сам слесарь где?» – Пальцы меня плохо слушались.

«Не знаю, вышел куда-то. За сигаретами или что-то купить из еды».

Поездка была испорчена. Я позвонила Лало и потребовала немедленно прекратить все работы до моего приезда. Он ничего не понимал:

– Но ведь нужно же было срочно… И потом, если я сейчас брошу все здесь, я пойду на другую стройку, а там надолго… Не знаю, когда мы сможем вернуться и продолжить.

Пришлось менять билет и срочно вылетать в Буэнос-Айрес.

Я осмотрела квартиру, не оставляющую ни малейшей надежды на то, что в ней когда-нибудь можно будет жить, и пришла в окончательный ужас. Не будучи экспертом в слесарных работах, я все же помнила из плохо дававшейся мне школьной геометрии, что такое угол в девяносто градусов. Он должен быть прямым, но ни одного прямого угла в стыковке труб я не увидела. Лало, однако, убеждал меня, что все сделано по правилам и что осталось только закрыть стены, и, когда я не буду смотреть на эти трубы, а лишь наслаждаться хорошим напором воды из крана, о градусе сварки даже не вспомню. Эта логика не показалась мне убедительной, и я продолжала критиковать все, что было сделано по списку согласованных ранее работ.

В какой-то момент Лало перестал заверять меня, что все будет хорошо, с тем обаятельным оптимизмом, который меня покорил в самом начале. Он обиделся, закапризничал и стал собирать инструменты.

– Если тебе не нравится качество работы, пожалуйста, я уйду, у меня заказов достаточно.

– Но я же заплатила почти восемьдесят процентов стоимости, а теперь… Это все ломать надо!

Лало вынул из кармана пыльных брюк кучу торговых чеков:

– Это то, что ты мне должна. Я оплатил из собственного кармана. Мы же договаривались, что материалы за твой счет. Я свою работу выполнил.

Он уставился на меня в упор глубоко посаженными глазами, и если раньше они казались маленькими из-за постоянной улыбки, то теперь стало понятно, что они такие и есть и не меняют размера ни от прищура, ни от улыбки.

– Ты же не разбираешься в этом, – продолжил он. – Я вот тебе не говорю ни как танго танцевать, ни как переводы делать. Я разбираюсь в прокладке труб. И то, что я сделал, отвечает стандарту. А ты мне должна все оплатить: время, которое я потратил, и материалы, которые покупал. Искал, между прочим, по сносной цене для тебя, ездил по всему городу.

Я сказала, что завтра в это же время мы продолжим наш разговор и рассчитаемся. Мне надо было на улицу – я не могла больше там оставаться, в пыли и разрухе.