– Тоже правильно, – признала правоту компьютерщикаЛайма. – Давайте думать, как поступим.

– Да чего тут думать? Выпустим Ивана со стиральнойдоской и ложками – он сбацает что-нибудь типа «Светит месяц, светит ясный».Иван, ты же сам рассказывал, помнишь? А мы на подтанцовке, – вынесприговор Корнеев.

– Исключено, – твердо сказал Лайма. – Всмысле – подтанцовка исключена. Везде четко сказано, что у нас триомузыкантов-исполнителей, причем один из них – певец, солист.

– А на чем они должны играть? – заинтересовалсяКорнеев.

– Кто?

– Н у, трио. То есть мы.

– К счастью, техническая сторона дела нигде незафиксирована. Так что ложки и прочая кухонная утварь сойдут, однако нужночто-то еще.

– Спасибо за доверие, – сказал Медведь. – Я впринципе не против вспомнить свою армейскую юность. Но сразу возникает вопрос –где мне взять инструменты?

– В ближайшем хозяйственном магазине, – быстронашелся Корнеев. – Будешь у нас музыкант-хозяйственник!

– А ты бы лучше подумал, как выступать будешь, –обиженно буркнул Медведь, почувствовав, какая большая ответственность на неголожится.

– Я же говорил, у меня ни голоса, ни слуха, –напомнил Евгений.

– Тебе не удастся отвертеться, – сказала Лаймаприказным тоном. – На сцену выйдем все.

– А ты сама как? – поинтересовался Медведь,единственный из группы, чья артистическая стезя была уже определена.

– Говорила ведь – в детстве мне купили пианино, на немя и училась играть несколько лет. Но музыкальную школу так и не закончила.

– Только Синюкову не рассказывай, он этого непереживет, – пробормотал Корнеев.

– Шутки в сторону, у нас серьезная проблема, – несдавалась Лайма.

– Тогда еще одно предложение. – Корнеев поудобнееустроился на стуле. – Я возьму бубен и стану его периодически встряхивать.Даже если и невпопад – ничего страшного, решат, что так задумано гениальнымкомпозитором.

– Бубен, бубен… – задумалась Лайма. – Да, тызнаешь, бубен сгодится. Молодец, у тебя изворотливый ум. Значит так. Завтраидем за инструментами. Что нам нужно? Бубен, стиральная доска, деревянныеложки…

– Пила, – сказал Медведь. – Обязательно пила.У меня на пиле лучше всего получалось.

– Пила, что еще?

– Рояль для тебя, – напомнил Корнеев.

– Не рояль, а фортепиано. Думаю, у организаторовнайдется. Все?

– Репертуар, – вдруг вспомнил Евгений. – Чтоисполнять будем?

В следующие полчаса выяснилось, что главные исполнители –Лайма и Иван – не могут найти ни единой точки соприкосновения. Лайма играла вдетстве исключительно классические произведения, Медведь в армии – толькорусские народные, включая матерные частушки.

– Поступим так, – наконец постановилаЛайма. – Я начну исполнять ноктюрн Шопена, не помню точно какой. Такаягрустная и трогательная лирическая мелодия. Только я до конца его не выучила,так что играть буду сколько смогу. Ты, Иван, постарайся подыграть мне начем-нибудь. Когда я играть перестану, резко переходи на что хочешь. «Светитмесяц» или частушки – пусть думают, что это такое новаторское решение. Женя, тыстучишь в бубен. Но редко и очень тихо.

– Это как? – изумился Корнеев.

– Не знаю! – рявкнула Лайма. – Как хочешь,только тихо. Если еще ты громыхать начнешь, вообще можно свет тушить.

Первую и единственную репетицию запланировали на завтрашнийвечер. Главное – необходимо было провести ее без свидетелей, чтобы слухи опрофессиональных навыках «Заводных матрешек» раньше времени не проникли вкулуары фестиваля.

Покончив с обсуждением художественной части, Лайма решила,что сейчас как раз самое время примерить костюмы, выданные им еще в Москве. Ейсамой костюм подошел идеально – юбочка оказалась задорно короткой и позволялапродемонстрировать ноги, сапожки были мягкими, кофточка нарядной.

Мужские костюмы состояли из косовороток, расшитых уворотника, длинных кушаков, нешироких холщовых штанов и сапог. Корнеевнемедленно поднял бунт, заявив, что ни за какие коврижки не выйдет на сцену врубахе с узорами, да еще навыпуск. Лайма посмотрела на него вприщур.

– С этими твоими усиками, – сказала онаему, – ты совсем не похож на русский народ. А похож ты на татарского хана.

– Мало того что хотите меня с бубном на сцену выгнать,так еще и дураком выставляете! – возмутился тот.

– На тебя хотя бы все налезло, – обиженно заметилМедведь.

Свою косоворотку он мог только приложить к груди. По размеруона вроде бы была ему впору, но вот голова Ивана в ворот пролезать не желала.

– Надо было Тагирову заранее с твоей башки меркуснять, – сказал Корнеев. – Не думаю, что в местных универмагахнайдется что-нибудь подходящее. Уж больно ты, друг мой, нестандартный.

– Ладно, с этим разберемся позже, – приняларешение Лайма. – Рубаху в ателье не понесем: подозрительно. Сами тоже еерезать не будем. Надо что-то другое придумать.

– Если мы собираемся скрестить ноктюрн Шопена с пилой и«Месяцем», то абсолютно все равно, в каких костюмах мы выйдем на сцену, –резонно заметил Корнеев. – Публике будет начхать на это.

– И еще ты с бубном, – заметил Медведь. –Кстати, я слышал, что Синюков после совещания с оргкомитетом обратился спросьбой ко всем коллективам: носить национальную одежду каждый день. Чтобы угорожан был настоящий праздник. Разноцветные наряды, всякие пестрые косынки,шляпы – красота!

– Мы тоже придумаем себе что-нибудьэкзотическое, – решил Корнеев. – Я не пойду на сцену в крестьянскомбарахле. – Он любил форсить и всегда одевался с некоторым шиком. –Слушай, Иван, что ты все на часы смотришь? Раздражаешь даже. У нас тут важноесовещание.

– Дальше вы без меня будете совещаться, – сказалМедведь, поднимаясь. – Я лично еще должен сегодня на работу устраиваться.В институт, охранником. У меня время назначено.

– Да, конечно Иван, ты иди, – всполошиласьЛайма. – Смотри, аккуратней там, все-таки режимный объект. А мы тут ещенемного поколдуем.

Когда Медведь через три часа вернулся в номер, то застал тамЛайму и Евгения, которые о чем-то оживленно спорили.

– А, охранник наш явился! – поприветствовалнапарника Корнеев. – Как дела на фронте борьбы с нелегальными посещениямисекретного института?

– Пока не знаю, – пожал плечами Иван. – Носкоро выясню – завтра утром заступаю на первое дежурство.

– Так я и знала. А послезавтра – на сцену. Разве можнобез сна и отдыха?

– Ничего, – успокоил ее Медведь. – Чтобы тызнала, я без сна и отдыха могу долго функционировать. Да и график здесьщадящий: день работаешь, три отдыхаешь. Так что если за неделю управимся, томне и дежурить придется от силы пару раз.