– Но Беседкин при встрече его узнал! Поэтому он кричалво время драки: «Я тебе покажу, как по стройкам шляться!» – припомнил Корнеев.

– Именно. Кроме того, он имел поручение осмотреть новоездание Летнего театра и дать свое заключение о качестве строительства. Но здесьон вдруг увидел Лайму. И бегал следом за ней до тех пор, пока не ввязался воперацию по освобождению Мельченко.

– А где он сейчас? – осторожно поинтересовалась Лайма.

– В больнице.

– Господи ты боже, что с ним?!

– Пока лишь температура и насморк, но он напугал врачейрассказами о своем слабом здоровье, и они держат его под наблюдением – навсякий случай. Еще вопросы, или будем расходиться?

– У меня вопрос напоследок, – раздался голосКорнеева. – А чем закончился наш любимый фестиваль? Мы в этой горячкесовсем про него забыли.

– Фестиваль? – удивился Тагиров. – Нормальнозакончился. Люди были потрясены зрелищем рухнувшего театра, но поскольку никтоне пострадал, все быстро успокоились. Вообще-то веселье продолжалось всю ночь,и в конце гостям уже как-то не до театра было. А назавтра большинстворазъехалось по домам, увозя самые приятные воспоминания. К тому же кто-топустил слух, что теперь это будет на каждом фестивале – сначала строят театр,потом его взрывают. И так ежегодно. Многие верили. Ну что, пора заканчиватьнаше совещание?

– Пора, – согласилась Лайма, вставая и направляяськ выходу. За ней потянулись и Медведь с Корнеевым.

Спускаясь по лестнице на первый этаж, Лайма хмуро заметила:

– Надеюсь, Беседкина еще не выпустили из больницы, и онне подкарауливает меня внизу с цветами и угрозами. Хотя, – неожиданновздохнула она, – может быть, Беседкин поднял бы мне настроение. Такхочется, чтобы кто-то думал о тебе, ждал тебя…

– Почему – кто-то? – сердито спросилКорнеев. – Ты же говорила, что все еще любишь Шаталова! Разве Беседкинымможно заменить настоящую любовь?

– Нельзя, – печально ответила Лайма. – НоШаталов – это уже из области фантастики.

– Еще не все потеряно, – возразил Корнеев. –Возьми и позвони ему.

Они вышли на улицу и остановились на верхней площадкелестницы, спускавшейся к тротуару, возле одной из мраморных колонн. Солнце билов глаза, мешая смотреть на мир широко раскрытыми глазами.

– Не буду я звонить, – пробурчала Лайма. – Оннаверняка уже нашел себе другую.

– Не нашел, – покачал головой Корнеев. – Наспор? Если я выиграю, тогда ты нас с Иваном пригласишь на свою новую свадьбу. Ине станешь говорить, что мы тебя дискредитируем. Я могу доказать, что прав.

– Ну как ты можешь доказать? – вспылилаЛайма. – Вечно у тебя какие-то безумные идеи!

– У меня умные идеи, – возразил Корнеев и, взяв ееруками за плечи, развернул в сторону лестницы. – Посмотри внимательновниз.

Лайма посмотрела, сощурилась, потерла глаза кулаками, сновапосмотрела и охнула. Внизу стоял Геннадий Шаталов и, задрав подбородок, смотрелпрямо на нее. Подбородок у него был упрямым, глаза жесткими и внимательными, агубы твердыми на вид, но на самом деле такими нежными…

Лайма внезапно всхлипнула и, посмотрев по очереди на своихдрузей, прошептала:

– Это он!

– Конечно, это он, – ворчливо сказалКорнеев. – Не понимаю, почему ты стоишь тут, а не летишь к нему сломяголову?

Лайма раскинула руки и помчалась по ступенькам, чувствуя,как сердце колотится о ребра – от восторга и безумной надежды на счастье.Шаталов ждал ее внизу, сгорая от нетерпения.

– Я опять ничего не понял, – сказал Медведь и дажеголовой потряс. – Как этот парень здесь очутился? Этого просто не может быть.Волшебство какое-то.

– Когда рядом с тобой женщина с разбитым сердцем,поневоле хочется ненадолго стать волшебником, – усмехнулся Корнеев. –В конце концов, что такое чудо? Порой всего лишь один телефонный звонок.