и спускаться в овраг времени не оставалось.

– Едем, – сказал он Лизе, складывая карабин и протирая дуло, приклад и лицо влажными салфетками. Перчатки он пока не снимал, но тоже протер сверху от пороха. Благодаря гильзоулавливателю не требовалось искать гильзы по всему салону. Это уже плюс.

«Газель» рванула с места так резко, что Дима чуть не упал.

– Ты спятила? – крикнул он Лизе.

– Сам спятил, – отозвалась она напряженным голосом.

На повороте машину занесло, и они сами едва не вылетели в кювет.

– Осторожнее! Ты что, хочешь, чтоб нас за нарушение скорости тормознули! – Дмитрий откровенно злился. Нашла время психовать! Будто не он сейчас занимался самой сложной частью, будто не она вопила о мщении во весь голос. – Женщина за рулем – это обезьяна с гранатой.

К счастью, Дима уже успел перебраться на переднее сиденье и пристегнуться, иначе его, вероятно, бултыхало бы по всему кузову.

– Не надо мне указывать! – Лизины плечи были враждебно напряжены.

– Тебе правила почитать не мешает. Здесь потише…

Но Лиза словно не слышала. Машина набирала скорость. Впереди показалась старенькая «Лада» – то ли двигавшаяся слишком медленно и отставшая от проехавшего потока, то ли выехавшая на трассу с проселочной дороги.

Лиза пошла на обгон, и тут их ослепил свет встречных фар.

«Газель» вильнула, врезалась в заграждение и замерла. Удар оказался ощутимый. Что-то грохнуло. Все произошло так быстро, что Дима сперва даже не понял, почему они остановились, а вылетевшая подушка безопасности давила на грудь, мешая дышать.

Он посмотрел на подругу. Она сидела, уткнувшись лицом в руль.

– Эй, – он потряс ее за плечо и почувствовал на пальцах что-то липкое. Кровь!

Лиза не подавала признаков жизни и, очевидно, была мертва.

Это катастрофа!

Дмитрий грязно выругался. На принятие решения оставались секунды. Подхватив сумку с оружием и телефоном, молодой человек выскользнул из машины и скатился в овражек.

– Кто-нибудь живой? Там девушка! Вызовите «Скорую»! – донеслось сверху.

Стараясь двигаться бесшумно, Дима пополз, радуясь, что на нем черная куртка и темные джинсы. Никогда в жизни ему еще не было так страшно. Каждую секунду казалось, что сейчас, как в темном зрительном зале, вспыхнет свет, и все увидят его, ползущего – жалкого, беззащитного.

Руки скользили по грязи, его подташнивало.

– Господи, если Ты есть, пожалуйста, помоги! Я больше никогда не стану поступать плохо! Пожалуйста, только спаси! Спаси и сохрани. Иже еси на небесах… Да святится имя Твое… Слаб я, Господи! Но не виноват, меня просто сбили с пути. Обещаю Тебе, что больше не буду… Да приидет царствие Твое… – Бормотал Дмитрий, пробираясь все дальше и дальше. – Мамочка, помоги мне! Пожалуйста, помоги!

Когда он отполз достаточно далеко, чтобы его не заметили с дороги, то поднялся на ноги и, шатаясь, побежал прямо через какое-то поле. Сердце по-прежнему колотилось в горле, а сумка казалась тяжелой, как земной шар.

Пискнул телефон.

Дмитрий остановился, негнущимися пальцами вытащил симку, приобретенную с рук специально для этого случая, разломал и втоптал в грязь.

А затем снова побежал, то и дело оглядываясь. Он чувствовал себя зайцем, на которого открыта охота, и служебные собаки вот-вот покажутся за его спиной – смертельно-грациозные, безжалостные.

Зачем он вообще во все это ввязался?! А Лиза? Если бы не ее упрямство, она бы сейчас была жива. Как хорошо было бы открыть глаза и убедиться, что все это – кошмар, а на самом деле Дима задремал на диване в своей небольшой, но довольно уютной квартирке, а Лиза готовит на кухне ужин, пахнет жареным мясом и овощами, исходит ароматным паром большая кружка с имбирным чаем…

Но проснуться не удавалось, и он бежал и бежал по темному полю, чувствуя в боку острую боль. Зацепившись ногой за кочку, Дима упал и со всего маху ткнулся лицом в землю. Внутри словно оборвалась натянутая струна, и он заплакал, размазывая по щекам, носу, подбородку грязь и слезы.

Он сам не знал, сколько пролежал так, но холод и сырость привели его в чувство. Дмитрий заворочался, потом встал на колени и с трудом поднялся. Он по-прежнему оставался один. Погони не было.

Отдышавшись, он растер немеющие в тонких перчатках руки и понял, что нужно делать.

Достаточно всего лишь спрятать «Тигр», а потом поспешить домой и затаиться. Если выяснят, что Лиза связана с убийством дочери Санева, он должен придумать себе алиби и будет отрицать, что хоть как-то причастен к этому. Лучше даже завтра же взять какой-нибудь горящий тур и уехать в Турцию. Успокоиться, переждать.

Есть надежда, что Лизу не заподозрят – следов пороха в машине быть не должно. Оружия там нет. Он сам делал все в перчатках, поэтому его отпечатков не останется.

Возможно, расклад не так уж плох.

Лиза… Сердце кольнуло. Как он мог оставить ее там? Вдруг она еще жива?

– Я спасал ее! – проговорил Дмитрий вслух. – Если бы я там остался, нам пришлось бы хуже обоим. Теперь ее не заподозрят. Просто девушка не справилась с управлением, такое каждый день случается. Я поступил очень правильно.

И все равно, несмотря на эти разумные доводы, ему было по-прежнему очень не по себе.

Красноярск, сентябрь, 1913 год

Дмитрий залпом выпил стопку водки, поморщился и поспешно захрустел малосольным огурцом. Водка была, наверняка, балованной, неприлично разбавленной. Да и трактир, в котором он сидел, не блистал ни местоположением, ни обстановкой, ни кухней. Стекла грязные, засиженные мухами, на столе – разводы от пролитых напитков. Зато и цена не то, чтобы страшная, – 12 копеек за стопку вместе с нехитрой закуской.

На его средства не разгуляешься. Матушка, вдова, и так копейки выскребает, чтобы ему и себя прокормить, и книги купить. Студенческая тужурка, доставшаяся Дмитрию, грела тело не одному его предшественнику, поэтому существенно пообтрепалась, особенно по рукавам. Мать старательно подлатала ее, чтобы можно было без стыда показаться на людях, но Дмитрий все равно чувствовал ущербность, хотя умом понимал, что на свете полным-полно всяких лощеных франтов, чье благородство начиналось и заканчивалось новенькой формой и изящно подстриженными усиками.

Дед Дмитрия получил дворянство за воинские заслуги, как говорили тогда «за орден», и с гордостью передал его потомкам. И отец Дмитрия избрал для себя воинскую службу, хоть и не добился дедова положения, а последние годы, после ранения, пустился во все тяжкие и быстро сгорел, оставив семью без средств. О чем Дмитрий, признаться, не очень сожалел – единственная уцелевшая рука у отца была на редкость тяжелая, и, озверевший после пьянки, он часто лупцевал сына почем зря.

Дмитрий был маменькиным любимцем и пошел в ее породу –