Он вертел в руках хрупкий бумажный квадрат с замасленными краями и никак не мог его развернуть. В детстве Сема мечтал, что прочтет письмо, найдет отца, напишет ему и убедит вернуться. Он даже привык засыпать с этой мыслью, да и сон начинался с того, что Семина рука выводила на почтовой карточке каракули.

Теперь он вырос, потерял мать и будет жить дальше с чужими людьми. Еще неизвестно, как все сложится. Сема мог прочесть письмо, но решил, что не будет этого делать, разорвал бумагу на мелкие кусочки и выкинул их в мусорное ведро.

Внезапно ему стало легче дышать. Он как-то распрямился, расправил плечи, резко выдохнул и окончательно понял, что наступила новая жизнь. Что-то билось внутри, в сердце, вместе с кровью, стучало в башке, пульсировало в висках и говорило ему: «Теперь ты сам себе хозяин».

Паренек заметил, что один клочок письма выпал, пока он нес обрывки к мусорке. Сема подобрал его и посмотрел, что там написано, но разобрал только одно коряво нацарапанное слово: «никогда».

Сема думал, что заплачет, но неожиданно засмеялся, скрутил бумажку в шарик и пульнул его в открытую форточку. Он решил, что никогда не увидит отца, у него уже нет матери, и пора начинать жить самому. Паренек не мог бы точно сказать, что он под этим понимал, но в нем внезапно появилось чувство свободы и уверенности в собственных силах. Оно обещало ему многое.

Новые «родители» показали себя не сразу. Сначала они были заботливы и внимательны, но уже через полгода Сема понял, что им нет никакого дела до него с сестрой. У него и сестры не было ни новой одежды, ни обуви, которые мать, несмотря на скудный заработок, справляла едва ли не каждый год, ни сладостей к чаю, ни походов в кино.

Дядя с теткой были сосредоточены на заработках, связанных с транспортировкой овощей в Московскую область, и имели с этого неплохой навар. На детей они никакого внимания не обращали. Сема часто слушал их разговоры и вникал в суть дела. Оказывается, можно зарабатывать деньги, практически ничего не делая, только договариваясь с нужными людьми, которые платят тебе определенный процент от объема поставленной продукции.

Сема рос, а Радловский район оставался прежним — заброшенным и неухоженным, с разбитыми дорогами и покосившимися домами. Паренек хотел было бежать в Москву и жить там, как уж придется, но его останавливала сестра. Анжелика была еще слишком мала, чтобы скитаться вместе с ним.

В Москве Сема был вместе с мамой один раз — на кремлевской елке. Он почти ничего не помнил, кроме длинных дорог и высоких зданий. Город был чужим и холодным. На дворе стоял январь, и метель в тот день мела вовсю.

Пышный праздник тогда сменился длинными очередями. Мать затаривалась продуктами, которые были редкостью в Радлове. Она изредка выбиралась в столицу. Прямого сообщения в те времена еще не было, и ей приходилось ездить через областной центр. Мать привозила детям бананы и апельсины, сосиски и колбасу. Каждый ее приезд превращался в настоящий праздник. Детям было интересно разбирать сумки и рассматривать необычные продукты, сдирать с апельсинов иностранные наклейки и прикреплять их над столом, за которым Сема делал уроки.

От дяди и тетки не стоило ждать таких подарков, и однажды Сема в выходной отправился разгружать вагоны, чтобы заработать немного денег. Он умаялся, перекидывая по цепочке мешки с сахаром, но честно отработал смену и получил восемь рублей. Через неделю парень снова был на той же товарной станции.

Так за весну, лето и начало осени ему удалось скопить приличную сумму — двести рублей — из которой он не потратил ни копейки. Имелся и еще один бонус — мышцы Семы окрепли.

Теперь, дождливой осенью, он перестал ходить на станцию и заниматься разгрузкой то досок, то цемента, за который платили больше, зато стал ежедневно тягать гантели и самодельную штангу. Школа его особенно не напрягала. Пеплов слыл середнячком, но к восьмому классу стали заметны его спортивные успехи.

Как раз тогда, после «Пиратов двадцатого века», начался бум восточных единоборств. Даже в Радлове открылся кружок по карате. Сема записался еще и на бокс, не забросил легкую атлетику, а вот на учебу времени уже не оставалось.

Учителя пытались вызывать так называемых родителей, да куда там! Те жаловались, что, мол, непутевый, дай бог восьмой класс закончить, а там в ПТУ какое-нибудь определить. Вот, хотя бы в том же Радлове — в электротехническое, глядишь, и будет толк со временем.

Несколько приемов, показанных на переменах, сразу заставили ребят уважать Семку-грузчика. Две кровавые драки с пацанами из старшего класса мгновенно подняли его на недосягаемую высоту. Он вышел из них победителем, отделавшись несколькими синяками, сам же сломал одному противнику нос, а другому — два ребра.

Разумеется, в этом случае не обошлось без милиции. Сему поставили на учет. Дядька совал пятерки и десятки — это в зависимости от их социального статуса — родителям учеников, получивших увечья.

В школе теперь говорили, что Сема из блатных. Молва даже придумала ему старшего брата, который сидел в тюрьме. Пеплов не опровергал, но и не подтверждал этой легенды.

Семен ни в какое ПТУ идти не собирался, школу закончил из принципа, с грехом пополам, но не восемь классов, как предполагали приемные родители и учителя, а все десять. Домашние задания ему делали одноклассники, страшась его кулаков.

Сема помотался немного между чахлыми радловскими заводиками, работал то грузчиком, то помощником мастера, а потом решил, что такая жизнь не для него. Люди толком ничего не делают и уйти не вовремя никак не могут. Отбывать положенное время, как учили его дома, он не мог. Слово «отбывать» для него ассоциировалось исключительно с наказанием и отсидкой.

Через полгода Семен пристроился на пункт приема металлолома. Там вроде и платили нормально, что-то и на карман перепадало, и физическую форму можно было поддерживать, таская тяжести вместо зарядки.

Постепенно круг друзей Семы перемещался из школьных коридоров в спортивные залы. Ему попался хороший тренер по боксу, который учил его держать удар и уклоняться от него, порхать по рингу, как бабочка, интуитивно находить слабые места противника. Последним умением Сема особенно гордился, но никому и никогда об этом не рассказывал.

Он сдружился еще с одной компанией боксеров из соседнего райцентра. В ней верховодил мутный тип, который устраивал поединки за деньги. На правила тут особо никто внимания не обращал, разрешалось почти все. Семен несколько раз участвовал в таких поединках. Две заветные сотни стали понемногу таять. Семе приходилось покупать одежду и еду себе и сестре. Много он на диких боях не заработал, но определенную славу приобрел, выиграл две трети поединков.

Услышав об этом, тренер рассвирепел и пригрозил не пустить Сему на соревнования, которые должны были состояться в следующем месяце в столице. Уровень их был невысок, но возможность съездить в Москву и как-то заявить о себе для подростка стоила дороже, чем мятые десятки, заляпанные кровью из разбитого носа после очередного поединка.