Осколок мозаики, попавший в сандалию, напоминает о краткости отпущенной нам вечности.

...

Бельдиби – Кемер – Перге Июль – август 1995

Вид с балкона (при четырех освещениях)

Слева и справа.

Горы умело расставлены планами, горбами позади горбов. Ближние – зеленые и выпуклые.

Далее все более плоские и голубые.

До самых далеких, вырезанных из мутного серого картона.

Плоеная синева моря.

Занавесь балконной двери замирает, обвиснув.

Потяжелев в красноватых вечерних лучах.

Пропитавшись вязким соком заката.

Вот и дальний петух сзывает кур к вечернему намазу.

Вой муэдзинов мешается с воплями дискотеки.

Над морем плавает подтаявшая с нижнего края, водянистая, забытая кем-то в небе луна.

Яхт-клуб в Мармарисе

Мачты, веревки, раздуваемые ветром флажки.

Скользкие доски серфингов.

Беременные воздухом паруса с большими синими номерами.

Все колеблется, и трепещет, и отражается радостными изломанными полосами в серо-голубой воде.

Стайка воробьев сопровождает продавца кукурузы, колесящего целый день вдоль пляжей со своей металлической тележкой. «Маис! Маис!..»

Белые поплавки яхт по всей лагуне.

Полупансион

Влюбленная парочка целуется в углу бассейна.

Остальные купальщики далеко огибают тот край.

Чтобы не нарушать их уединенья.

Громадные английские девицы шумно бросаются в воду. Но и они.

Бритоголовый соотечественник в золотых цепях

валяется в шезлонге

с «Историей мошенничества в России».

Освежая в памяти теорию, вероятно.

На мраморном бортике отстегнутая дамская нога.

В чулке и спортивной туфле.

Триумф французского импрессионизма

Совершенно сезанновский, как бы выписанный зеленовато-коричневыми квадратными мазками, пейзаж по дороге в Эфес.

Каменные ломти гор.

И чтобы не осталось сомнений, вверху на неприступной глыбе намалевана белой краской реклама «Рено».

Эсхил

Развалины.

В амфитеатре та же пьеса.

Цикады. Хор.

Клеопатрин пляж

Как потрудился над ним Господь!

Каждая песчинка – произведение ювелирного искусства: крошечное белое, прозрачное, коричневое или розовое овальное зернышко.

Так и вижу Творца с черной лупой в нахмуренном глазу.

С пинцетом в терпеливой руке.

Одиссей

Воняя дизелем, наша триера ползла вдоль пиратских гаваней и затонувших греческих городов.

Турок-капитан, разложив на штурвале газету, время от времени отрывал глаза от репортажа о вчерашнем футболе и подправлял курс.

Пенелопа могла быть спокойна и чесать языком с соседками.

Ровно в 17.30 он обмотает негнущийся канат вокруг причальной тумбы, соберет с пассажиров положенную мзду и отправится домой обедать.

Памяти парусинового портфеля

Это был воистину замечательный портфель: грубого серого брезента, с клапаном из толстенной мягкой кожи. И такими же уголками.

С кожаными петельками для ручек-карандашей, с вместительным глубоким нутром. Я уже видел в нем свои записные книжки, и газету, и очешник, и пачку рукописей.

Он так и остался лежать в той заваленной до потолка портфелями, сумками, визитницами и портмоне дивно пахнущей кожами лавке.

Затерянной среди сотен таких же кожевенных, ювелирных, одежных и сувенирных лавок, магазинов и магазинчиков курортного городка.

Лавочник уперся, плут, и не сбавил цену.

Наука любви

Ты спросишь, в чем.

В море, в намазанных от загара пальмовым маслом женщинах.

В девицах, выползающих, извиваясь, из тесных джинсов на утреннем ветерке, на которых глазеешь, валяясь на плоском желтом матрасе.

В розово-фиолетовой тягучей вечерней волне, в которую погружаешься, как в объятья.

В полуденном воздухе, дрожащем над изрытым босыми ступнями пляжем.

В обладании жизнью и морем.

Юная скандинавка с юным турком льнут друг к дружке на горячем песке, вставив в уши по наушнику плейера, и слушают одну музыку на двоих.

Прилежные ученики, они не замечают моря.

Мелочи праздной жизни

Завтрак горстью маслин.

Ломтиком овечьего сыра, оставляющего вкус перечитанной строки из Гесиода.

Работник, почистив бассейн, единоборствует с удавом, укладывая кольцами рифленый шланг.

Морщинистая, сложенная вдвое старуха, вводимая под руки в воду и так же бережно извлекаемая оттуда – после того, как сплавала до буйков.

Туда же и ты на своем чахлом, пропускающем воздух матрасике.

Бело-голубое прогулочное корыто с крупно выведенным по борту именем «Геркулес».

Башнеподобный турок на коротких ногах.

Квадратная, вздутая, гремящая, как папирус, лепешка, подаваемая на черной доске.

Выбритое актерское лицо Ататюрка в стоячем воротничке глядит с турецких денег холодными, зеленоватыми, широко расставленными глазами. А страну-то вытащил.

Вечерние прогулки мимо черно-зеленых апельсиновых рощ, поблескивающих глянцевой листвою.

Надменные пятизвездные отели – в тишине и пальмах. Гостиничный турчонок все трет и трет и без того зеркальные стекла холла.

А шведский отец со своим шведским сыном все ведут нескончаемую беседу – о музыке, о созвездиях, об устройстве водяного насоса – то за столиком, то у борта бассейна в воде, то взбираясь по крутым ступеням к разрушенной крепости, улыбчиво и серьезно. И не могут наговориться.

Прав старина Гераклит. Дважды никто не войдет в одно и то же Средиземное море.

...

Кемер – Фазелис – Мармарис – Эфес – Аланья Август 1997, август 1998

провинция

слишком приспособилась к империи

и ей нелегко оживать

отложения великой эпохи почти скрыли губернский город только оперный театр торчит

и все ж

администрация губернатора

ведет трудные переговоры с баронетом сэром Импеем

Мурчисоном

членом Королевского географического общества