Конечно, проще было бы подъехать самому и поговорить, ноХаллеку не хотелось ехать через весь город. В результате он сидел в телефоннойбудке (в которой не так давно с трудом помещался) напротив полицейскогоучастка. Хаустон наконец взял трубку.

Голос его звучал холодно, официально, с явным раздражением.Халлек, который, кажется научился читать чужие мысли, понял смысл этого тона:«Билли, ты больше не мой пациент. Я наблюдаю твой необратимый распад, и этодействует мне на нервы. Единственно, чего я хочу от пациента, представить мнето, чему я могу поставить диагноз и выписать рецепт. Если ты этого сделать неспособен, тогда нам не о чем договариваться. Мы с тобой, конечно, неплохоиграли в гольф, но я не думаю, что кто-то из нас станет утверждать, будто мыкогда-либо были друзьями. У меня есть карманный телефон „сони“, естьдиагностическое оборудование стоимостью в 200. 000 долларов и такой списоклекарств, что если мой компьютер его отпечатает, лист протянется от моегопорога до перекрестка Парк Лейн и Лантерн Драйв. Я себя отлично чувствую стакой оснасткой. Чувствую себя полезным. А тут являешься ты и делаешь из менялекаря семнадцатого века с банкой пиявок от высокого давления и долотом длятрепанации черепа. Мне не нравится ощущать себя таким, Билл. Совсем не нравится.Так что, исчезни. Я умываю руки. Зайду посмотреть на тебя в гробу… если,разумеется, сам туда не лягу прежде».

— Современная медицина, — пробормотал Билли.

— Что, Билли? Давай быстрее, а то меня пациент ждет, ивообще, я здорово занят.

— У меня один вопрос, Майкл, — сказал Билли. — Что там сДанкеном Хопли?

Тишина на другом конце провода длилась секунд десять.

— А почему ты считаешь, что с ним что-то случилось?

— Его нет на участке, Рэнд Фоксуорт сказал, что у негопростуда, но явно врет и к тому же делать этого не умеет.

Последовала другая долгая пауза.

— Как юрист, Билли, ты меня поймешь. Я не имею правараспространять подобную информацию, не хочу терять работу.

— Ну, знаешь, если кто-нибудь обнаружит, что у тебя там вбутылке в ящике стола, ты не просто потеряешь работу, а полетишь с нее.

Снова пауза. Когда Хаустон заговорил, его голос былсдавленным от ярости… и подспудного страха.

— Это что — угроза?

— Да нет же, — устало ответил Билли. — Ты только на меня нерычи, Майкл. Скажи просто — в чем дело с Хопли.

— А зачем тебе знать?

— Бога ради, Майкл. Ты — живое доказательство того,насколько человек может быть толстокожим. Знаешь, о чем я говорю?

— Ни малейшей идеи, что ты имеешь…

— В последний месяц ты увидел три очень странных заболеванияв Фэйрвью. Никакой связи между ними ты не заметил. В чем-то оно и понятно: онинастолько отличаются одно от другого. А с другой стороны, они сходны в том, чточрезвычайно странны. Я подумал: может, другой доктор, который не заталкиваетсебе в ноздри на полсотни долларов, кокаина каждый день, смог бы заметить такуюсвязь, несмотря на различие симптомов.

— Подожди минуточку!

— Нет, ждать не собираюсь. Ты спрашиваешь — почему я хочу обэтом знать, и я скажу тебе, почему. Я неуклонно теряю вес. Теряю его, дажепоглощая массу калорий — восемь тысяч в день. Кэри Россингтон получил, какую-токошмарную кожную болезнь. Его супруга говорит, что он превращается в цирковоечудо-юдо. Кэри отправился в клинику Мэйо. Теперь я хочу узнать, что стряслось сДанкеном Хопли. И еще — нет ли у тебя других подобных случаев.

— Билли, дело обстоит вовсе не так. Похоже, что ты вбил себев голову какую-то дикую идею. Не знаю, что это…

— Не знаешь, и ничего страшного. Мне нужен ответ. Если я неполучу его от тебя, найду другой способ узнать.

— Не вешай трубку. Если ты намерен говорить на эту тему, яперейду к себе в кабинет.

— Хорошо.

В трубке щелкнуло. Билли вспотел в телефонной будке,раздумывая, не обманет ли Хаустон. Но вновь раздался щелчок.

— Ты здесь, Билли?

— Да.

— О'кей. — В голосе Хаустона слышались явные ноткиразочарования, которое выглядело комичным. Он тяжко вздохнул. — Данкен Хоплиболен… угрями.

Билли раскрыл дверь будки. Слишком душно стало внутри.

— Угри?

— Да. Прыщи. С черными головками, с белыми. Вот и все. Тыдоволен?

— Кто еще?

— Больше никого. И вот что, Билли. Они ни с того ни с сегоне появляются. А то ты уж начал нести что-то в духе романов Стивена Кинга. Нет,дело вовсе не так странно обстоит. У него временный дисбаланс желез, только ивсего. Причем у него это не впервые. Эти кожные проблемы у него с седьмогокласса школы.

— Что ж, вполне рационально. Но если ты к этому добавишьКэри Россингтона с его крокодильей кожей и Уильяма Халлека с его «анорексиейневроза», начинает все таки звучать, как роман Стивена Кинга. Не так ли?

Хаустон терпеливо пояснил:

— У тебя проблема метаболизма, Билли. Кэри… не знаю. Явидел…

— Странные случаи. Знаю, — перебил его Билли. Господи, иэтот мешок для потребления кокаина был его семейным врачом в течение десятилет. — Ларс Арнкастер к тебе не обращался?

— Нет. Он не мой пациент. Я думал, у тебя только одинвопрос.

«Конечно же, он приписан к тебе как пациент», — подумалБилли. — «Просто авария не оплачивает счета. А такой деятель, как ты, сзавышенными потребностями, ждать не любит, верно?»

— Ну, хорошо. Тогда самый последний вопрос: когда ты впоследний раз видел Данкена Хопли?

— Недели две назад.

— Спасибо.

— В следующий раз записывайся на прием, Билли, — сухо сказалХаустон и положил трубку.

Хопли разумеется, жил не на Лантерн Драйв, но работа шефаполиции оплачивалась хорошо, а потому у него был свой аккуратный домик вновоанглийском стиле в переулке Риббонмейкер.

Билли припарковал машину в сумерках, подошел к дому ипозвонил в дверь. Ответа не последовало. Позвонил снова. Тишина. Он нажалпальцем на звонок и долго-долго не отпускал, но все так же безрезультатно.Направился в гараж и, приложив ладони щитками к лицу, всмотрелся в темноту.Автомашина Хопли — «вольво» устаревшей модели — с номером «ФВ-1» — на месте.Второй машины у шефа полиции не было — Хопли холостяк. Билли вернулся к двери ипринялся стучать кулаком. Минуты три он молотил по двери, пока рука не заболела.Только тогда хриплый голос заорал: