Бен запрокидывает голову и вглядывается в небо.

– «Люби меня нежно, – выводит он немного громче, чем нужно, и немного пьяно, – люби меня, милая».

Пожилая пара с упреком смотрит на них, но Бен этого не замечает. Он продолжает фальшиво петь, делая неровный круг по земле, и, когда останавливается, оказывается всего в нескольких дюймах от Греты. И часть ее готова закатить глаза, в то время как другая – которую она не способна контролировать, потому что пьяна, – очень хочет поцеловать его.

Он щурит глаза, у него уходит несколько секунд на то, чтобы сфокусировать взгляд.

– Привет, – говорит он с невнятной улыбкой.

Она смеется:

– Привет.

Воздух тяжел от соли, и Бен смотрит на Грету так, что ее голова становится легкой. Он хмурится и подходит к ней еще на один шаг.

– Привет, – снова произносит он, только на этот раз его лицо серьезно.

– Привет, – отвечает она, и ее сердце начинает биться слишком быстро.

В волосах у него лепесток какого-то цветка, маленький, розовый и загадочный, но только она протягивает к нему руку, а он наклоняется к ней, как их обоих пугает кряканье утки. Они отшатываются друг от друга и одинаково озадаченно оглядываются вокруг, а потом что-то меняется в лице Бена, и он издает смешок.

Грета в замешательстве смотрит, как он достает из кармана телефон.

– Это ваш рингтон?

– А вы что-то имеете против уток? – улыбается он. Кряканье прекратилось, но он смотрит на экран, и его лицо мрачнеет. – Черт! – Его голос звучит так, будто он стремительно протрезвел.

– Что такое?

– Это моя жена… моя бывшая жена… – Теперь он выглядит совершенно потерянным. – Может, мне следует… ну вы понимаете…

– Конечно, – говорит Грета, глядя, как он нажимает на кнопку. На экране вместо блондинки, чью фотографию она видела в интернете, появляется маленькая круглая мордашка. И Грета сразу же видит, что девочка похожа на Бена: пытливые карие глаза и слегка вздернутый нос. Вид у нее встревоженный, она трясет телефон, ее волосы лохматые после сна.

– Папочка, – улыбается она, так что становится виден большой промежуток между зубами. – Угадай, что случилось.

Бен смеется:

– Поверить не могу, – говорит он, слегка отворачиваясь от Греты. – Ты основательно загрузила работой зубную фею.

Грета немного отходит от него по дощатому настилу, чтобы дать ему возможность хоть немного уединиться. Она проверяет собственный телефон и видит сообщение от Эшера:

«Вы еще не убили друг друга?» – «Не убили, – пишет она в ответ, – но только потому, что он заперт в каюте». Она немного медлит, а потом добавляет: «(Клянусь, это не я)». – «Ну да, – отвечает Эшер. – Он разбудил меня в 4 утра, чтобы рассказать это, после того как я всю ночь просидел с близнецами». – «Трудно быть любимчиком», – язвит она, и он присылает ей эмоджи с выпученными глазами.

Кроме того, есть в телефоне и отправленная несколько часов тому назад эсэмэска от Мэри, в которой почти начисто отсутствует пунктуация, и потому Грета не сразу понимает, о чем она пишет: «вернулись на корабль будем в столовой в 7 присоединяйся если хочешь надеюсь хорошо провела день!!!»

Грета поднимает глаза и видит, что Бен в одиночестве стоит на настиле и смотрит не на телефон, а на воду – с непроницаемым выражением лица.

– Все хорошо? – спрашивает она, подходя к нему.

Он кивает, но вид у него отсутствующий.

– У Эйвери посреди ночи выпал зуб, и она захотела рассказать мне об этом.

– Как это мило, – говорит Грета, а Бен окидывает ее таким взглядом, словно на какое-то время забыл о том, что она рядом.

– Мне невыносимо пропускать такие вещи, – тихо произносит он. – Теперь подобное случается гораздо чаще, и иногда я не знаю… – Он замолкает и качает головой. – Простите. Вы не должны выслушивать все это.

– Я не против, – отвечает Грета, и он слабо улыбается. Но она чувствует, что ей не хватает воздуха.

Они довольно долго молчат и смотрят на теплоход в бухте. Мгновение назад он сверкал огнями в вечернем тумане. Но туман усилился, и теперь все вокруг кажется скучным и далеким.

– Пора возвращаться, – наконец говорит Грета, и Бен кивает.

Они идут на некотором расстоянии друг от друга, приносят неловкое молчание с собой на моторную лодку, оно сопровождает их, когда они пересекают узкую полосу темнеющей воды, идут по трапу и едут в лифте до шестого этажа, где Бен выходит первым и – перед тем как исчезнуть – произносит только тихое, разочаровывающе официальное «Спокойной ночи».

Глава 13

Грета ждет несколько минут, наконец дверь открывается, и она оказывается нос к носу с такой версией своего отца, какую ей никогда прежде не доводилось видеть.

Она смотрит на него:

– Ты как, хорошо?

– А я хорошо выгляжу? – смотрит на нее он.

Нет, не хорошо. У него бледное лицо, волосы жирные, на нем мятая серая пижама. Даже в коридоре чувствуется, что в каюте влажно и душно и пахнет чем-то кислым. Грета видит, что шторы наглухо задернуты.

– Почему ты не откроешь дверь, чтобы немного проветрить помещение?

Конрад удостаивает ее раздраженным взглядом:

– У меня нет сил стоять здесь и объяснять тебе, почему у меня нет сил на что-то, кроме как перемещаться между туалетом и кроватью.

– Я сделаю это, – говорит она, быстро проходя мимо него в каюту.

Стараясь не подать вида, что сдерживает дыхание, отдергивает шторы и распахивает дверь на веранду. Ночной воздух врывается в каюту, принося вожделенную прохладу. Грета, все еще немного пьяная, какое-то время вдыхает его, а затем поворачивается и видит, как ее папа снова забирается в постель.

– Вот так-то лучше, – произносит она, начиная приводить в порядок каюту. Повсюду разбросаны полотенца, а на маленьком столике рядом с диваном стоят три пустые банки из-под имбирного эля.

– Ты не должна быть здесь, – с закрытыми глазами говорит Конрад. – Ничего не трогай.

– К тебе кто-нибудь приходит?

– Уборщики, – бормочет он, – и медсестра.

– И?

– Никто больше не заболел. Значит, дело не в еде.

– Это хорошо, – говорит она и, когда он открывает один глаз, пожимает плечами: – Ну, по крайней мере, для остальных.

Он стонет и натягивает одеяло до шеи:

– Тебе нужно уйти. Я все еще на карантине.

– Надолго? – Она выдвигает из-под стола стул и садится рядом с его кроватью.

– Должно пройти двадцать четыре часа с того времени, как я в последний раз… Ну сама понимаешь.

– Понимаю. А сколько ты уже держишься?

Он с трудом высвобождает руку из простыней и смотрит на часы.

– Два