Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аналогичный поиск сведений о Грете быстро дал бы представление о ее провале – этому были посвящены не только видео, но и десятки статей, – и она взвешивает шансы на то, что Бен может оказаться человеком, с предубеждением относящимся к «Гуглу», когда приходит сообщение от ее менеджера Хоуи: «Где ты, черт побери?» Она какое-то время смотрит на экран телефона, а потом пишет: «Аляска». – «Я серьезно». – «Я тоже». – «Ты на Аляске?»
Она делает селфи, так что на фото видны бар, и медведь, и полдесятка мужчин в клетчатых рубашках на заднем плане, и отсылает ему.
«Похоже на Бруклин», – отвечает он. «Поверь, это Джуно». – «Пожалуйста, напиши, что завтра будешь в Нью-Йорке». Она морщится и пишет: «В субботу». – «Ты меня убиваешь».
«Прости. Это медленная лодка».
«Ты в лодке?»
«Вообще-то, на корабле. Это долгая история. Я с папой».
«О! Вау».
«Ага».
«О’кей, но учти, здесь все будут в панике».
Грета закусывает губу.
«Знаю, ты все уладишь». – «Попробую. Но пообещай, что объявишься в воскресенье». – «Обещаю». – «И не просто объявишься. Тебе нужно всех на хрен порвать».
Ее желудок делает небольшой кульбит. Но не успевает она ответить, как от Хоуи приходит еще одно сообщение:
«И оплати качественный Wi-Fi, потому что, может, нам придется взять у тебя интервью». – «Спасибо, Хоуи», – отвечает она, но ее сердце начинает биться быстрее. Внезапно ей кажется, что воскресенье невероятно близко.
По столу скользит бутылка с пивом, и она, подняв глаза, видит, что напротив нее снова сидит Бен.
– Вы в порядке? – нахмурившись, спрашивает он, и она кивает, убирая телефон в карман куртки. – Это хорошо.
За спиной у нее мужчины разговаривают о походе на каяках и громко хохочут, вспоминая, как кто-то из них умудрился три раза перевернуться.
– Не поймите меня неправильно, – говорит она Бену, – но вы кажетесь человеком, который наверняка что-то запланировал на сегодня.
– А почему я должен понять это неправильно?
– Не знаю. Вы кажетесь таким…
– Скучным? Нормальным?
Грета качает головой:
– Я этого не говорила.
– А от вас этого и не требовалось, – говорит он. – Послушайте, может, я и не играю в какой-нибудь группе, не хожу на прикольные вечеринки и не укуриваюсь марихуаной. – Последнее слово он произносит так нарочито отчетливо, что Грете трудно сохранить серьезное выражение лица. – Я же папа, разве вы не знаете? И профессор. Я люблю читать. Помешан на истории и собираю случайные факты, как другие собирают… ну, не знаю, может, банки из-под пива. Спортивные реликвии? Что там собирают другие? И я люблю стирать. Обозначаю условными цветами все дни в календаре и завожу будильник, даже когда не должен работать… – Он, нахмурившись, замолкает. – И я не знаю толком, почему говорю вам все это, просто, наверное, вы вызываете у меня чувство неуверенности в себе.
– Почему? – интересуется она.
– Потому что мне кажется, я один из тех нормальных парней с нормальной жизнью, о которых вы говорили, и иногда мне хочется, чтобы я таким не был. И потому, что вы намного круче, чем я. Вот я и разговариваю с вами как старшеклассник, но все дело в том, что это вы заставляете меня чувствовать себя им. Словно я редактор ежегодного альбома выпускников, а вы девушка из гранж-группы, играющая на всех тех вечеринках, на которые меня никогда не приглашают.
Грета смеется:
– Можно я скажу вам одну вещь?
– Ага.
– Я тоже завожу будильник.
Он приподнимает брови:
– Правда?
– Иначе я ничего и не сделаю.
Он делает глоток пива, но она видит, что уголки его губ растягиваются в улыбке:
– У меня действительно были планы. Я собирался отправиться на рыбалку. Я подписался на это дело два месяца тому назад.
– Неужели?
Он кивает:
– Да, как только приобрел билет на круиз. Лосось начинает идти на нерест в это время года, и я хотел быть уверенным в том, что для меня останется место.
Грета пристально смотрит на него:
– А почему вы мне об этом не сказали?
– Потому что, – пожимает плечами он, – я решил, что лучше посмотрю на ледник вместе с вами.
Она улыбается ему, а он улыбается ей, и она чувствует себя немного потерянной оттого, что сидит здесь, в этом баре, на краю земли, на краю Аляски, в миллионе миль от того, чем обычно занимается в пять вечера по понедельникам в Нью-Йорке. В противоположном углу трое стариков в фланелевых рубашках взяли в руки два банджо и тамбурин и начали играть. И все это словно одурманивает ее – яркий звук инструментов и дрожащий огонь в камине, запах слякоти и хмеля, и смех, и голоса вокруг. Грета откидывается на стуле и закрывает глаза, слушая музыку, а когда она снова открывает их, то видит, что Бен смотрит на нее – теперь с более серьезным выражением лица. И у нее почему-то кружится голова.
Когда они наконец уходят – их стол уставлен пустыми бутылками и тарелками, жирными от рыбы и жареной картошки, которые они заказывали, то воздух снаружи кажется им почти целебным. Все, что было в тумане, неожиданно ярко проступает на фоне неба, и они стоят под старой деревянной вывеской, словно два ныряльщика, только что оказавшиеся на поверхности воды.
Уже девятый час, но сумерки только начинают проступать по краям неба. На улицах по-прежнему много народа, спешат к теплоходу туристы с пакетами сувениров. Несколько местных детей курят сигареты, сидя на скамейке, а мужчина запирает дверь деревянного магазинчика, где продают крабов.
Грета и Бен, слегка пошатываясь, идут по пирсу.
Он искоса смотрит на нее:
– Это было весело.
– Да, – соглашается она.
– Действительно весело. – Он останавливается и чешет подбородок. И сейчас он кажется красивым без каких-либо оговорок, даже в своих невероятно практичных походных ботинках и с торчащим из кармана куртки путеводителем, разбухшим от воды. – Давно я так не веселился, хотя это, должно быть, звучит жалко.
Она улыбается:
– Я тоже хорошо провела время.
– Сейчас всего восемь пятнадцать, – говорит он, глядя на часы, – вечер только начинается.
Она кивает в сторону пристани:
– Нам нужно успеть на последнюю моторную