– Я не смерд, дитя, – ответил паренек богато одетой нахалке. – Я боярский сын из рода Годуновых!

Девочка стрельнула глазом на стоптанные сапоги, на простенький пояс без оружия, на облезлый ворот выцветшего кафтана и ехидно ухмыльнулась:

– И где ты служишь, боярский сын?

– Пока нигде… – не рискнул врать Годунов.

– Стало быть, смерд и есть! – обрадовалась пигалица, оглянулась и громко закричала: – Тришка, подь сюда! Почему этот нищий смерд мне не кланяется?!

– Вот зар-раза… – Дмитрий быстро расстегнул подсумок, нащупал кистень, зажал в кулак, вынул. Накинул петлю на запястье и поднял руку, роняя оружие в рукав. – Ну, девка, попомни мое слово, быть тебе поротой.

– Тришка, этот крестьянин хамит мне и не кланяется! – указала пальцем на путника остроносая пигалица.

Подошедший откуда-то с кормы холоп был одет куда добротнее младшего потомка мурзы Чета. Новый кафтан, новый пояс, ножны с костяными накладками, горностаевая шапка. Короткая бородка, впалые щеки, два узких шрама над левой бровью. Похоже, холоп уже побывал в ратных походах, опыт имел. Однако же сложением он подросшему Дмитрию заметно уступал и вид имел усталый.

Годунов шагнул ему навстречу, широко расставил ноги. Он не боялся схватки. Чай, в служивой семье вырос, отец с малых лет учил ножом и саблей владеть, а кистенем младший из Ивановичей мог и муху на лету сбить.

– Поклонись боярыне, смерд! – потребовал холоп.

– Ты как с боярским сыном разговариваешь, раб?! – оскалился Дмитрий. – Давно плетей не пробовал?

– Он не боярский сын, он не служит! – немедленно наябедничала пигалица.

– В ухо получить хочешь, смерд?

– А ты попробуй, – предложил Годунов.

– Тришка, он и меня выпороть угрожал!

– По-оберегись!!! – расталкивая пассажиров, на нос выбежали корабельщики. – Посторонись, из-под ветра уходим!

Ладья, опуская парус, выкатывалась к берегу за излучиной. С десяток корабельщиков один за другим прыгнули за борт, выбрали выпростанный с носа канат, вышли на берег, набрасывая лямки через грудь.

Холоп Тришка, драки явно не ищущий, прихватил девочку за плечи, утянул назад:

– Пойдем, боярыня, зашибут!

Годунов тоже ушел к своим вещам, пробравшись вдоль борта, и встал здесь, до боли кусая губу и глядя за борт. Его сердце глодала обида. Не за то, что смердом обозвали, нет. За то, что было это, по сути, правдой. Даже хуже. Крестьянин хотя бы землю имел, уважение, тягло платил и потому мог выборщиков от себя на суды и соборы направлять. Дмитрий же пока не был никем. Даже смердом…

До ночи обошлось без происшествий – но разбудил путника сильный пинок в подошву сапога:

– Чего развалился, смерд?!

Дмитрий вздрогнул, поджал ноги, приподнялся.

Разумеется, это была вчерашняя пигалица! Девица показала ему язык и бодро пробежала на нос, заняв его вчерашнее место. Паренек поднялся, встал рядом. Тихо сказал:

– Земля маленькая, боярыня. Я ведь тебя найду. Не сегодня, так через год али два, но за обиду сквитаюсь. Ты ведь не меня, ты весь род Годуновых бесчестишь!

– А чего меня искать? – гордо вскинула подбородок девочка. – Подворье боярина Федокина в Китай-городе. Дочку его Агриппину спросишь. Зимой приходи, смерд. Хорошо попросишь – в холопы тебя купим. Меня батюшка послушает.

– Прокля-атье… – протяжно выдохнул Дмитрий, ушел на свое место и вытянулся вдоль борта, подложив чересседельную сумку под голову.

Ну, не бить же ему девку малолетнюю, в самом деле? Выпороть нахалку за грубость Годунову хотелось до ужаса. Но пороть – это сложно, за боярыню заступятся. А в ухо, как мужику, девке не дашь…

Пигалица, похоже, ожидала совсем другой реакции. Чуть выждав, она подошла ближе, насмешливо спросила, стоя над ним и буравя карим взором:

– Чего, смерд, струсил?

– Сгинь с глаз моих, малая, – устало предложил ей Дмитрий.

– Тришка, меня смерд оскорбляет! – во весь голос закричала пигалица. – Он мне не кланяется! Он при мне лежит, как селедка тухлая… Тришка-а!!!

– Сгинь, – повторно предложил паренек и прикрыл глаза.

– Тришка-а-а!!! – завопила боярыня.

Холоп и вправду подошел. Но на дремлющего путника даже не глянул, решительно взял девочку за плечи:

– Агриппина Петровна, тебя матушка кличет. Пойдем.

Дмитрий приоткрыл глаза, глядя им вслед:

– А ведь и эта кому-нибудь достанется… – осенил себя крестным знамением сын боярина Ивана и Агриппины. И внук Агриппины. И правнук Агриппины. Как-то так сложилось в роду Годуновых, что все бояре начиная с самого Ивана по прозвищу Годун женились на Агриппинах. Дмитрий подозревал, что и ему самому такая же судьба достанется – и потому от вредной малявки предпочел держаться подальше.

Мало ли что…

Боярышня Агриппина Петровна между тем полагала иначе и, проходя мимо Дмитрия, в очередной раз громко попрекнула:

– От тебя воняет, смерд! Ты бы хоть в реке искупался, коли на баню денег не имеешь.

Парень повернулся на другой бок, лицом к борту.

Пигалица, судя по звуку, ушла на нос. Но там неугомонной малявке не стоялось, и она опять вернулась к жертве:

– А я сразу поняла, что ты трус, смерд! – объявила она. – От службы лытаешь, в холопы записаться боишься, в стрельцы не пошел.

– Уйди с глаз моих! – не выдержав, резко сел Дмитрий.

– Тришка-а!!! – завизжала, далеко отскочив, маленькая Агриппина. – Он на меня напал!

Холоп боярина Федокина вылетел на палубу, но увидел лишь сидящего у борта путника и отчаянно орущую посреди ладьи девочку. Мужчина вздохнул, подошел, обнял девочку за плечи:

– Пойдем кушать, боярышня…

Похоже, такое поведение хозяйской дочки его ничуть не удивляло. Разбаловали…

Наверное, пигалица все же довела бы дело до драки, но у Горицкого монастыря одетая в бархат статная боярыня Федокина с тремя холопами, двумя увесистыми сундуками и одной вертлявой дочкой сошли на берег. Вестимо – на богомолье приплыли.

На прощание Агриппина показала Дмитрию длинный розовый язык, и Годунов с облегчением помахал ей вслед рукой.

Сам он сошел с ладьи через день, на причале Белозерска, забросил сумку на плечо и зашагал по натоптанному тракту, ведущему к Красному волоку. Там, среди ожидающих очереди на волокушу кораблей, нашел небольшой потрепанный шитик и пообещал кормчему пятиалтынный за доставку в Турчаховский стан. Было это, понятно, до наглости мало – но нищее суденышко наглядно доказывало, что хозяин должен хвататься за любой прибыток.

Дмитрий оказался прав – сторговались всего за десять алтын. Для дороги в добрых четыреста верст, в треть державы, почти полмесяца пути – сущая мелочь.