– Димитрий Иванович, тебе не в тягость будет кобылку серую в возок запрячь?.. Димитрий Иванович, я тут семгу солить собрался. Не желаешь попробовать?.. Димитрий Иванович, ты когда-нибудь рыбу для завялки пластовал? Хочешь, научу?.. Димитрий Иванович, не заскучал при доме сидеть? Может статься, прогуляемся?

При таком обращении работать в хозяйстве оказалось совсем не позорно – вроде как от нечего делать сам развлекаешься. А не работать совесть не позволяла – хозяин и поил, и кормил, и спать укладывал. Причем кормил – от пуза, по большей части рыбой, да дичью, и капустой с грибами. Самому Годунову такие обеды были не по карману, он в пути мясцо только раз в неделю себе позволял, все больше кулеши да кашки, да хлеб с салом для сытости.

Работа тоже была не грязная, мужская: ловушки в лесу обойти, попавшегося оленя или кабанчика разделать, с обработкой рыбы помочь, лошадей запрячь-распрячь, напоить и корм задать. Но по большей части – в разъездах дальних во все концы обширного поместья подсобить. В путь они отправлялись на четырех телегах, и управиться с ними на узких лесных тропах вдвоем было зело непросто. Как Колыван выкручивался раньше, до появления Годунова – уму непостижимо. Детишки его еще малые совсем, не помощники, а жену из дома, понятно, не заберешь. Так что помощник пришелся мужику зело к месту…

– Здешнее золото, Димитрий Иванович, – это семга, – делился секретами приказчик, идя рядом с медленно ползущими повозками. – Весной она с моря приходит да осенью. Тут не зевай! За заколами следи, ковши вычищай, бочки и соль наготове держи! Весеннюю, знамо, еще на ледник можно кинуть, да опосля коптить не спеша, осенью же ледники пусты, безо льда, тут токмо на засолку. К поре сей прочие дела надобно закончить, дабы на пустяки не отвлекаться. Чай, путина! Да и мне оброк прочий вывезти надобно, и тягло, дабы опосля не отвлекаться.

– Большой оброк? – поинтересовался Дмитрий от третьей телеги.

– Да не в тягость, – небрежно отмахнулся приказчик. – Тут самая беда, что смердам нашим столько улова ни к чему. Хозяйство же бросить и на торг отправиться им не по силам. Посему все, что на продажу они наберут, мне вывозить приходится. А там что-то купцам проезжим на берегу продам, что-то до Федора Семеновича отвезу. Ну а деньги, знамо, крестьянам опосля возвертаю. Потому возить много и приходится. От кого рыбу, от кого грибы сушеные, от кого деготь, с кого пушнина…

– Зато доход как на ладони. Сразу десятину вычитать можно.

– Это верно, боярин, – рассмеялся Колыван. – С этим у нас просто.

Так они и катались – налегке в один конец, груженые обратно. Пять дней на круг. Десять раз обернулись – два месяца как корова языком слизнула.

– Скоро осенняя семга пойдет, – критически оглядел желтеющую березовую поросль по берегам Хайноозера приказчик. – Хорошо, бочки я еще в середине лета развез. Оставил бы на потом, обернуться не успели бы.

– А оно никогда не поспеваешь, коли на последний час что-то откладываешь, – согласился Дмитрий Годунов.

В этот раз они возвращались с самой дальней заимки, срубленной осевшими после татарского полона смолянами. С рыбой у смолян было не особо, но зато пушнины набили целый возок, да еще два – мяса вяленого и копченого и четыре бочки грибов. К удивлению паренька, приказчик сразу рассчитался с местными серебром. Но спрашивать Годунов ничего не стал. Люди друг друга не первый год знали, им виднее, как правильно дело вести. Зато теперь он примерно знал, сколько стоит пушнина, и мог прикинуть, сколько во-зок со шкурками стоит. И получалось – никак не менее десяти рублей…

Неплохо, однако, дикари в чащобах северных устроились!

Небось еще и язычники. Перуну и Триглаве кланяются, идолам требы приносят…

Внезапно затрещали кусты, и к тропе, торжествующе рыча, выбежали трое смердов с мечами. Притом двое были еще и в кольчугах, да при шлемах. Выглядели они крепкими, росту во всех – Годунову по подбородок; бороды, усы, длинные патлы засаленные, а пахло от мужиков так, что впору нос затыкать – застарелым потом, прогорклым жиром и мочой. И одежда была такая же – вся темная и жирная. Крича что-то непонятное, один из смердов в шлеме кинулся к пареньку, двое других – к приказчику.

Дмитрий торопливо сунул пальцы в подсумок, ловя петлю кистеня, мигом вскинул руки вверх – и грузик, приятно холодя кожу, скользнул в рукав рубахи. С кистенем против меча, конечно, не повоюешь. Особливо если ворог в броне. Но с ножом шансов еще меньше.

Подскочивший к нему чужак, крича на каркающем наречии, приставил меч к горлу, стал расстегивать Годунову пояс. Второй вонючка в шлеме уже шарил по возкам, заглядывая под дерюги. Наткнувшись на пушнину, торжествующе завопил, и все трое радостно заржали. Третий ощупывал Колывана.

– Сапоги забирайте! – неожиданно нашелся Годунов и, указывая пальцем вниз, стал быстро пятиться. – Сапоги хорошие!

Душегуб легонько ткнул его в горло – но сильно не поранил. Пытался понять, что объясняет жертва. Вдруг выкуп какой предлагает или еще чего интересного? Чужак крикнул сотоварища. Второй разбойник направился к ним, тоже что-то голося.

– Сапоги, говорю, хорошие. Вам в дороге пригодятся. – Паренек, покорно разведя руки с раскрытыми пустыми ладонями, повернулся ко второму татю, сделал пару шагов навстречу… И вдруг резко качнулся влево, сжав кулак и резко взмахнув рукой. Грузик легко выскользнул по ткани, разогнался на ремешке, четко и смачно врезался разбойнику в горло, точнехонько под кадык. Годунов тут же присел чуть не до земли, пропуская над собой укол меча – не мог тать сразу не ударить! Крутанулся – гасило врезалось вонючке в колено, с хрустом что-то ломая.

Теряя равновесие, паренек откинулся назад, краем глаза увидев, как Колыван, пользуясь моментом, шмыгнул под телегу – отвлекшийся чужак это движение упустил, растерянно закрутил головой.

Дмитрий быстро поднялся, раскрутил кистень, с широкого замаха ударил скребущего траву и воющего от боли грабителя в шею, на два пальца ниже края шлема.

– А-а-а-а!!! – последний из вонючих чужаков, вскинув меч, побежал на него.

Младший Годунов одним движением намотал ремень кистеня на запястье, наклонился, подбирая меч убитого, вскинул над головой, парируя удар, качнулся влево и попытался рубануть грудь татя сверху вниз. Но тот вовремя отпрянул, попытался ударить Дмитрия в лицо, тут же перенес удар на уровень живота – паренек уцелел буквально чудом, втянув брюхо и согнувшись. А клинок уже метнулся к его горлу…

Бу-ум-м!

Душегуб странно икнул – и повалился на хвою.

Стоящий за ним Колыван расплылся в широкой счастливой улыбке:

– Как я удачно дерюгу слегами-то прижал! – Он взвесил в руке неокоренный осиновый дрын.

– Кто это? – облегченно перевел дух Годунов.

– Нурма-а-аны… – ткнул одного из мертвецов носком сапога приказчик.

– Откуда они тут взялись?

– Откуда-откуда… А татары у вас на юге откуда берутся? – сплюнул в сторону Колыван. – Грабить приплывают, голодранцы. Мы их и вешаем, и топим, ан все едино прутся. У них там нищета, а у нас иным удается добычей разжиться. Вот и лезут, на удачу надеются.