Паренек забросил сумку через борт, забрался сам и уже привычно вытянулся на палубе, закинув руки за голову и глядя в небесную голубую бесконечность.

* * *

Дмитрий Годунов высадился в Возгорах в середине лета. В однообразии дороги паренек сбился со счета и, что за день, что за месяц стояли ныне на русской земле, не знал. Да и какая, по сути, разница? Посты христианские путнику соблюдать не обязательно, ходить в воскресенье в церковь ему некуда. Для иных же надобностей число человеку ни к чему.

Берег за причалом темнел сосновым бором, пах смолой, дышал густой влажностью. Последние дни над Онегой моросило, и солнце выбралось обратно на небо только сейчас, торопливо высушивая размокшую землю. Дмитрий перекинул сумку через плечо, поднялся на склон, за которым увидел огромный бревенчатый дом, размерами втрое превышающий всю усадьбу Годуновых. Путник удивленно крякнул, подошел ближе, размашисто перекрестился, доказывая стирающей перед крыльцом женщине, что он свой, православный, поклонился и громко сказал:

– Мир сему дому и здоровье его обитателям.

– И тебе всего доброго, милый человек!

– Здешнего боярина я ищу, владельца земель здешних.

– Не найдешь, молодец, – покачала головой крестьянка. – Он как показался здесь однажды лет двадцать тому, больше его не видели.

– Но ведь кого-то же он за себя оставил!

– Приказчик на выселках сидит, – женщина снова потянулась к белью. – За домом нашим тропинка влево отворачивает. Версты две по ней пройдешь, там избу увидишь. То они и есть.

– Благодарствую, хозяюшка.

– Токмо прямо не иди, то к болоту дорога. Налево к ельнику поворот будет, под него и шагай, – уточнила женщина и наклонилась к корыту.

Дмитрий поклонился еще раз и отправился по указанному пути, широко шагая по толстой, пружинящей подстилке из сосновой хвои. Судя по тому, что она до сих пор не была раскидана ни тележными колесами, ни ногами, ни копытами, пользовались дорогой редко.

Никаких полей или лугов между многоохватными стволами деревьев не просвечивало, тут и там валялись толстые сучья никем не собираемого валежника, а высоко в кронах, ничуть не боясь стрелы охотника, то и дело мелькали упитанные белки, а иногда и горностаи.

– Дикие земли… – сделал вывод путник, достал кистень, накинул петлю на запястье и заныкал гасило в рукав. Младший Годунов заподозрил, что встретить здесь волка али медведя куда проще, нежели человека.

Однако обошлось – часа через два паренек вышел к такому же огромному дому, что высился на берегу, однако сложенному из еще свежих, недавно срубленных бревен. Где-то невдалеке журчал ручей, мычали коровы, доносился смех детей, под свесом крыльца в несколько рядов вялилась порезанная пластами рыба, вдоль стены стояли в три ряда не меньше полусотни пустых бочек. Чуть в стороне были видны грядки, засаженные капустой и репой.

– Хозяева-а!!! – громко позвал Дмитрий, не решаясь зайти на двор без приглашения. – Есть кто дома?

– Есть, есть, не гомони! – ответил бас из распахнутых прямо в глубину дома ворот, что темнели в нескольких саженях дальше крыльца. – Сейчас иду!

Вскоре на свет появился приземистый круглолицый мужик в полотняных портах и рубахе, с русой курчавой бородкой, обрамляющей подбородок от уха до уха. Вид у хозяина был простоватый – однако пояс он носил недешевый: с тиснением, узорчатой пряжкой да с костяными пластинами на ножнах косаря.

– Богатства дому сему желаю и здоровья его обитателям! – слегка поклонился паренек. – Ты приказчиком в сем поместье будешь?

– Угадал, мил человек, – согласился мужик и подошел ближе, старательно отирая руки.

– Меня зовут Дмитрием, я из рода боярских детей Годуновых, потомков мурзы Чета. По Чету мы со здешним боярином родственники.

– Кто же не ведает мурзу Чета? – согласно кивнул приказчик. То ли насмехался, то ли вправду знал родословную своего хозяина.

– Семья наша ныне обнищала совсем, – вздохнул путник. – Вот отец с матушкой и решились меня к родичу разбогатевшему под покровительство послать. Может статься, под рукой мудрого боярина и мне в люди выйти удастся.

Мужик сочувственно покивал – облик потрепанного дорогой гостя наглядно подтверждал его слова. Неожиданно спросил:

– Ты скажи, мил человек, ты какого из Тишенковых ищешь-то?

Дмитрий колебался всего пару мгновений – вспомнил частые упоминания княжны Анастасии Шуйской про младших в роду, и вместо нужного имени выдохнул неопределенное:

– Младшего!

– Ай! – расхохотался мужик, хлопнув в ладоши. – Младшего! Да ты же рекою ошибся, боярин! У Федора Тишенкова на Двине подворье срублено, в Холмогорах! Вот он действительно поднялся изрядно, купец богатый! А сие поместье его брата старшего, Кудеяра. Он еще двадцать лет назад неведомо куда сгинул. Ни следов, ни весточек!

У паренька от неожиданной удачи екнуло сердце и кисленько защекотало в животе.

Брат-купец!

Кому еще весточки в иные края незаметно передавать, как не торговому гостю, что постоянно с места на место с товаром кочует?

Стараясь не выдать нахлынувшего восторга, Дмитрий потупил взор, вздохнул:

– Эк меня угораздило, однако… И как мне теперича туда добраться, в Холмогоры-то? К Федору Тишенкову?

– Коли в Холмогоры, то из Онеги туда корабли время от времени плавают. Иной товар тут лишний оказывается, иной там. Иные вещи проще по Двине на юг везти, особливо коли татарам казанским. Иные по Онеге, если в земли новгородские. Да и вообще от нас на Русь добираться ближе. Пешего пути ныне нет, болота везде да реки. Но коли ты к Федору Семеновичу собираешься, то я к нему по зимнику товар отправлять буду. С обозом прямо до двора и доберешься.

Приказчик невольно выдал второй секрет – почему имение до сих пор не отобрано в казну и как боярский сын Кудеяр доход с земли получает, как тягло платит. Похоже, все здешние дела шли через его брата.

– По зимнику?! – вслух удивился Дмитрий. – Дык ведь лето на дворе!

– Именно, что лето, боярин! Какой купец в торное время дома сидит? Все на кораблях! Кто за товаром, кто с оным. Торговый люд домой токмо к ледоставу возвертается. Отдохнуть маленько, пока зимники не встанут.

– Проклятье! – сжал кулаки паренек. – Вот не повезло!

– Да не огорчайся ты так, Димитрий, не помню отчества, – улыбнулся мужик. – Здешнее лето коротко. Трех месяцев не пройдет, уж и снег посыплется. Поживи здесь, отдохни. В хлопотах тутошних разберешься, да и мне поможешь, коли не брезгуешь. Тогда к Федору Семеновичу не родичем дальним явишься, а помощником опытным. Что скажешь, боярин?

– Куда деваться? – пожал плечами паренек. – Коли приглашаешь, то погощу. И помогу, в тягость быть не привык.

* * *

Приказчик Колыван был умен и многопытен. Хорошо понимая, что боярский сын служить простолюдину, хоть убей, не станет – он не указывал, а просил, не требовал, а предлагал: