начали сверлить углубления для зарядов. Стефан авторитетно сообщил, что сверлить глубоко не нужно — взрыв сам проложит себе дорогу. Мы, основываясь на опыте предыдущего взрыва, считали, что сверлить следует почти насквозь, но в конце концов взрывником был Стефан, к тому же сверлить мелко куда легче. Стефан, скрупулезно соблюдая все правила, отогнал нас метров на триста, привязал к трем палкам взрывчатку и детонаторы, осторожно закопал их в лед, так что в целом на подготовку взрыва ушел целый час. Наконец взрыв произведен, мы подошли к дымящейся лунке и тут-то всю уверенность Стефана сняло как рукой — во льду чернела небольшая воронка, глубиной в метр и шириной в полтора. Почесав в затылке, решили, что уж второй-то взрыв пробьет лед, но после него воронка только стала пошире и поглубже, в трещины снизу сочилась вода. Стефан потерял остатки своего апломба. Выходов было два: либо пробурить глубокие шпуры в новом месте, либо заложить прямо в яму еще взрывчатки. Второе, конечно, было куда проще, поэтому так и решили сделать. Очередной взрыв, облако водяной пыли, фонтан обломков — и на лед выкатилась волна воды. Лунка, правда, слишком большая и вся забитая ледяным крошевом, была сделана. Но в ящике осталось еще несколько толовых шашек — почему бы с их помощью не выбросить часть льда из лунки, не облегчить себе работу по расчистке? Шашки были уложены в кстати подвернувшийся мешок и опущены в воду. Грянул четвертый взрыв, и мы увидели, как по льду побежала волна высотой почти в полметра. Самое удивительное, что лед гнулся, но не ломался. Наша лунка снова являла печальное зрелище: лед вокруг был расколот трещинами, на месте отверстия, пусть заполненного битым льдом, теперь виднелись только сдвинувшиеся вплотную огромные ледяные глыбы. Очистить это редкостное произведение взрывного искусства было неизмеримо труднее, чем сделать новую лунку. Тол кончился, и оставалось одно: идти в Мирный за новой порцией взрывчатки. Так и сделали.

К счастью, вездеход был уже починен. Вскоре после обеда он повез рабочих и руководителей экспедиции на строительство нефтебазы, а заодно подбросил и нас вместе с новым ящиком тола к нашему острову. Стефан уже ничего не говорил о своем опыте и послушно помогал нам бурить три глубоких шпура.

Потом он заложил заряды, причем положил столько тола, сколько влезло — он явно опасался новой неудачи. Теперь взрыв пробил более или менее сносную лунку, правда, и она была вся забита ледяным крошевом. Стефан мог бы идти назад, как взрывник он сделал свое дело, однако он предпочел помогать нам расчищать лунку ото льда. После двух часов работы мы сочли дело законченным; лед еще оставался, но его было не так много, чтобы он мог сильно смерзнуться за ночь. И тут, когда мы уже предвкушали недалекий обратный путь и заслуженный отдых, Стефан наконец высказал свои черные мысли. «Не поможете ли вы сделать гидрологический разрез?» — спросил он невинным голоском. Этот разрез гидролог выполняет раз в месяц между Мирным и ближайшим к нему островом Фульмар. Расстояние составляет 1600 метров, через каждые 100 метров нужно просверлить лед, измерить толщину и взять пробы снега, определить высоту снежного покрова и т. п. Стефана тоже можно понять, он оставался единственным гидрологом на станции, а даже просто пробурить лед одному трудно — бур двуручный, рассчитан на работу вдвоем. Измерения на разрезе нужно делать каждый месяц, и никто, естественно, не проявлял особого желания вдобавок к своей работе еще помогать Стефану. Мы тоскливо посмотрели друг на друга, потом впряглись в нарты и потащили их к острову Фульмар. Мирный отсюда казался совсем рядом, там было тепло, сухо и как раз подавали ужин. Мы взялись за бур и с остервенением воткнули его в лед. Бурили вдвоем, третий в это время сначала делал все измерения, а потом блаженно отдыхал, сидя на санях. Если лед попадался толстый, вдобавок с вязкими прослойками, бур то и дело застревал, и сидящий на санях долго парил на седьмом небе, но когда лед оказывался тонким, он чувствовал себя глубоко обиженным. Мы продвигались вперед очень медленно, но все имеющее начало имеет и конец — просверлено последнее, двенадцатое отверстие, и мы, сразу обретя новые силы, бегом несемся прямо в столовую, надеясь, что там для нас оставлен ужин. Так оно и оказалось.

На следующий день, это было 29 декабря, наш балок без всяких приключений переехал на новое место. Мы окончательно вычистили лунку, она была небольшая, всего около 1,5 метра в поперечнике. Первым спускался в этот раз Пушкин. Работа, как всегда, начиналась с одной из самых интересных задач — осмотра дна. Все было готово, и Пушкин скрылся под водой. Веревка уходила вниз медленно, время от времени движение совсем останавливалось; чтобы погрузиться на глубину 20 метров, потребовалось минут десять. Это было странно, ведь обычно спуск даже на большую глубину занимает две-три минуты. Но вот Саша наконец у дна — движения водолаза хорошо передаются по веревке. Тот, кто стоит на страховке, если он сам имеет достаточный опыт, может довольно точно сказать, что делает водолаз внизу. Вот он поплыл, вот нашел что-то интересное, вот собирает пробу, а сейчас остановился и собирается выходить наверх. Вместе с тем, насколько приятно бывает плавать под водой, настолько тяжело стоять на страховке. Мне пришлось спускаться под воду около тысячи раз и видеть еще больше погружений — все они окончились благополучно, но все же я не могу избавиться от беспокойства и нервного напряжения, когда водолаз находится под водой. Аквалангист под водой всегда занят и не чувствует тревоги или страха, тем неприятнее страхующему, которому приходится стоять у места погружений почти неподвижно. Часто думают, что погружения на малые глубины безопасны: если, скажем, водолаз спускается на глубину 3 метра, то и бояться нечего. Это совершенно неверно, опасность стоит рядом при любом погружении и большинство несчастных случаев как раз и происходит при легких и простых спусках, если при этом пренебрегают строгим соблюдением мер безопасности.

Но, хотя я и чувствовал движения Пушкина, то, что он видит под водой, оставалось для меня загадкой. Ждать пришлось долго, больше сорока минут: время, когда погружения были короткими, осталось позади. Наконец веревка дернулась трижды — пора поднимать водолаза. Вот он появился на поверхности, снял шлем. Его рассказ был отрывочен и несвязен, полон ярких образов: «Жестокая лунка… Ледяные ноги… Чернильная тьма… Стена, уходящая в бездну… Большой каньон… Удивительное обилие жизни внизу, вверху очень бедно… Страшная пучина…».

В