Картина была потрясающая своей необычайностью. Это веселое купание продолжалось минут 15–20; раздалась команда «строиться!». Все купальщики стали в одну шеренгу и направились к выходу. Мало кому удалось избежать купания и остаться сухим и чистым, большинство были мокрые и вымазанные лизолем. Вытереться было нечем. Вернувшись в нашу «раздевалку», мы не нашли нашей одежды, ее еще не вернули из дезинфекции. В ожидании, чтобы не замерзнуть, одни стали бегать, другие скакали на месте, размахивая руками. К всеобщей радости, в скором времени одежду принесли. Она оказалась вся перепутана и была так измята, точно ее жевали коровы. С ужасом обнаружили, что все кожаные пояса перегорели, лопались и не держали брюк. Счастливцами оказались обладатели матерчатых поясов. С трудом натянув на себя обмундирование и поддерживая руками брюки, чтобы их не потерять, мы перешли в новое помещение, где вкусно пахло хлебом и супом. Там стояли походные кухни и столы с кусками белого хлеба, суетились сестры милосердия, приготовляясь нас кормить, и в первый раз за все время нашего странствования нас накормили вкусным, горячим супом с мясом и свежим, пушистым белым хлебом.

На следующий день, переспав ночь на бетонном полу завода, корпус погрузился в теплушки товарного поезда и нас повезли на север Словении, к городу Птуи. Для больных и для женщин были предоставлены пассажирские вагоны. Нас разместили в лагере Стрнище, бывшем австрийском лагере военнопленных, состоявшем из деревянных бараков на опушке леса. Весь лагерь был занесен снегом, и снег этот был также и в бараках. Корпусу отвели два барака, стоявшие в стороне от других; в них разместились вместе с кадетами директор и холостые воспитатели и преподаватели. Директора кадеты очень любили и называли его «папашей».

Корпус стал получать от государства денежные средства, и жизнь стала постепенно налаживаться. Наше начальство старалось занять кадет и привести их в более или менее нормальное состояние. В корпус стали прибывать кадеты, гимназисты и реалисты, желавшие продолжать образование; после поверхностных испытаний их определяли в соответствующие классы. В младший и старший приготовительные классы стали принимать малышей. Классные занятия были организованы в очень примитивных условиях; помещений не хватало, и в хорошую погоду иногда занимались в лесу, на поляне. Устраивались экскурсии, военные прогулки, гимнастические игры, были созданы футбольные команды, и происходили состязания. Кадетский хор давал концерты. Кадеты жили дружной семьей, возглавляемые своим любимым директором, генералом Рыковским.

Неожиданно для всех произошла смена директора. Новым был назначен генерал Бабкин, а генералу Рыковскому предложили должность инспектора классов, но он от нее отказался и покинул корпус. Все кадеты и некоторые воспитатели и преподаватели были возмущены этим происшествием, и новому директору была объявлена война, которая приняла очень резкие формы. После первого бурного заседания педагогического совета несколько чинов персонала подали в отставку и уехали из корпуса. Были также исключены несколько кадет, но их всех принял генерал Адамович в свой корпус, в Сараево, и они все прекрасно его кончили. Но крутые дисциплинарные меры, принятые генералом Бабкиным, не усмирили кадет, а еще больше озлобили.

Новый директор выхлопотал перевод корпуса в бывшую австрийскую крепость в горах Герцеговины, на границе с Черногорией, около маленького городка Билече, в 30 километрах от железной дороги. Поздней осенью 1921 года корпус был туда перевезен и расквартирован в помещениях крепости.

К этому времени корпус состоял из 6 классов и двух приготовительных; некоторые классы имели по два отделения. Корпус был в составе трех сотен, и каждая размещалась в двухэтажном здании казармы: на первом этаже классы, на втором спальни. Холостые командиры сотен и воспитатели тоже разместились в отдельных комнатах казарм, а остальной персонал занял бывшие офицерские квартиры гарнизона. Жизнь корпуса в Билече подробно описана в предыдущих очерках, и остается лишь сказать, что она постепенно входила в нормальные рамки. Первый выпуск был с аттестатом за 7 классов, но после этого, начиная с 1922 года, был введен 8-й класс, с выдачей аттестатов зрелости, так называемая «большая матура».

«Война» с директором не прекращалась, и ему не могли простить его вторжения в жизнь корпуса и отстранение любимого всеми генерала Рыковского. Демонстрации принимали все более крупные размеры, и, очевидно для успокоения кадет, вышло распоряжение об увольнении генерала Бабкина и о назначении директором генерал-майора Евгения Васильевича Перрета, бывшего до этого инспектором классов. Перемена эта внесла успокоение в нашу жизнь, и все волнения полностью прекратились.

Ввиду расформирования англичанами Донского корпуса в Египте, приказом Донского атамана от 25 сентября 1922 года наш корпус был переименован в Донской Императора Александра III кадетский корпус и ему были присвоены прежние погоны, синие с красным кантом и с красным вензелем Августейшего Шефа. В 1924 году осенью к нам в корпус прибыли из Шанхая спасшиеся кадеты Омского и Хабаровского корпусов со своим персоналом. Другая часть их была влита в Русский кадетский корпус в Сараеве, а остальные были устроены на военный завод в Крагуевац. В сентябре 1926 года корпус был переведен в город Горажде, в Боснии, где и оставался до августа 1933 года, когда был расформирован и закрыт. Остававшиеся кадеты и часть персонала были переведены в город Белая Церковь, в Банате, в Первый Русский Великого князя Константина Константиновича кадетский корпус; наш директор, генерал Перрет, вышел в отставку и переехал в Белград. Там он имел на окраине города киоск, где занимался продажей газет, журналов, табака, папирос и спичек. Он никогда не жаловался на свою судьбу и был всегда очень рад встречам со своими бывшими воспитанниками, которым с улыбкой, шутя говорил: «Ну что же, голубчик, получилось по Звериаде – «Директор спичками торгует»!..» Скончался он два или три года спустя после расформирования корпуса и был похоронен в Белграде.

Нас было тридцать шесть

Весною 1924 года 8-й класс в составе 36 кадет, из них вице-вахмистр и 12 вице-урядников, закончили свой учебный год с очень хорошим средним баллом. Начались экзамены на аттестат зрелости, состоявшие из письменных и устных. Из Министерства просвещения Югославии был прислан для инспекции представитель, профессор Чичин, начальник учебного округа.

Первыми экзаменами были письменные по всем предметам. После оценки работ и просмотра годовых успехов кадет экзаменационная комиссия освободила 18 из них от устных экзаменов на основании правил Министерства просвещения Югославии; учащиеся средних школ, имевшие в году и получившие на письменных экзаменах отметки не менее «очень хорошо», то есть 9 баллов по 12-балльной системе, освобождались от устных экзаменов. Этот список был представлен на утверждение профессору Чичину.

Профессор Чичин