— Ты должен поехать со мной, Эшлер, — продолжалбрат. — Отец с нетерпением ждет тебя. Ты — ответ на наши молитвы иупования. Ты — святой, посланный Богом, дабы защитить и укрепить нас. Мы болеене можем медлить. Пора в путь.

Тут мое сознание сыграло со мной любопытную шутку. «Лишьчасть того, что говорит этот человек, соответствует истине, — отчетливопроизнес мой внутренний голос. — Но не пытайся отделить правду от вымысла.Достоверность рассказа зависит от тех, кто ему внимает. Ты знаешь, как тыпоявился на свет. Знаешь, что твоя мать была ведьмой. Догадываешься, скольвысокое положение она занимала. Тем не менее тебе предстоит стать святым, итвой час настал.

Иными словами, я осознал, что все услышанное мною из устбрата являет собой причудливое соединение фантазий и достоверных фактов,старинных легенд и реальных событий. Однако я решился на отчаянный шаг —отказаться от колебаний и принять его рассказ за чистую монету. Возможно,джентльмены, вы сочтете, что я позволил ввести себя в заблуждение. Но в тот моментя не мог поступить иначе.

— Да, брат, я поеду с тобой, — произнес я.

И прежде чем в голове моей шевельнулись возражения противподобного решения, я ощутил, что сделанный выбор отвечает моему предназначению.Чувство это оказалось сильнее обуревавших меня сомнений.

Всю ночь я провел в молитве. Я просил Господа даровать мнемужество и душевную крепость. Я знал, что в Англии меня, скорее всего, ожидаетсмерть, и был полон решимости погибнуть за истинную веру.

В том, что смерть моя будет исполнена высокого смысла, яникогда не сомневался. Когда первые рассветные лучи проникли в мою келью, ятвердо знал, что мне предстоит стать мучеником.

Однако языки смертельного костра маячили далеко впереди, ипрежде, чем взойти на него, я должен был пережить немало тревог и тягот.

Утром я пошел к отцу-настоятелю и обратился к нему спросьбой совершить два обряда, необходимые для укрепления моего духа.Во-первых, я попросил его пойти вместе со мной в церковь и там окрестить меняво имя Отца, и Сына, и Святого Духа, даровав мне имя Эшлер. А потом, если будетна то его соизволение, возложить на мою голову ладони и вновь посвятить меня вдуховный сан. Готов ли он передать мне чудодейственную силу, спросил я. Силу,которой некогда наделил его другой священник, силу, которая передается отодного святого отца к другому, силу, которую некогда святой Петр получил отсамого Христа, возложившего на него руки и возгласившего: «На сем камне возведуЦерковь Мою».

— Да, сын мой, возлюбленный мой Эшлер, я сделаю все,как ты пожелаешь, — кивнул головой настоятель. — Если эти обрядыпридадут тебе мужества и душевной твердости, мы совершим их во имя святогоФранциска. За все эти годы ты ни разу не обратился ко мне с просьбой. И то, очем ты просишь на прощание, непременно будет исполнено.

Я был уверен: если святые обряды свершатся надо мной, явоистину стану Младенцем Христом, рожденным из воды и Святого Духа, стануизбранным служителем Господа.

— Не оставь меня, святой Франциск, — молил я.

Было решено, что большую часть пути мы проделаем по землекатолической Франции, а потом по морю доберемся до Англии. С меня сняли обет,запрещающий передвигаться верхом. Этого требовали соображения целесообразности.

Итак, мы отправились в долгое странствие. Нас было пятеро,все — уроженцы гор и долин Шотландии, и мы двигались со всей возможнойбыстротой, не зная усталости. Иногда мы останавливались на ночлег прямо в лесу.Ни диких зверей, ни нападения разбойников мы не опасались, ибо все мои спутникибыли вооружены до зубов.

Мы уже достигли Парижа, когда я вновь увидел зловещегоголландца! Солнечным воскресным утром в толпе верующих я и мои спутникинаправлялись к мессе в собор Парижской Богоматери. Тут голландец и приблизилсяко мне.

— Эшлер! — произнес он. — Вернуться в долину— это непростительная глупость с твоей стороны.

— Убирайся прочь! — воскликнул я.

Однако же выражение лица голландца невольно приковало моевнимание. Слишком спокойным и невозмутимым было это лицо, слишком смиренным и вто же время почти презрительным. Судя по всему, голландец заранее знал, чтостолкнется с моим гневным отпором, и был к этому готов. Брат мой и его людибросали на голландца, не отстававшего от меня, взгляды, исполненные ярости. Несомневаюсь, им отчаянно хотелось пустить в ход свои кинжалы.

— Поехали со мной в Амстердам, — сказал мойтаинственный преследователь. — Там я открою тебе все. Если ты вернешься вдолину, тебя ждет неминуемая смерть! По всей Англии сейчас убивают католическихсвященников. Но ты умрешь отнюдь не как служитель Бога. В этой долине тебяожидает печальная участь жертвенного животного. Не позволяй этим людям себяодурачить.

Я придвинулся к нему вплотную и еле слышно произнес:

— Ты намерен рассказать мне нечто важное? Расскажисейчас, в Париже. Зачем откладывать наш разговор до Амстердама?

Но прежде, чем голландец успел ответить, брат мой ринулся кнему и нанес мощный удар, так что тот отлетел в толпу, сбил с ног несколькихчеловек и тяжело рухнул на землю. Поднялась суматоха, женщины пронзительнозавизжали.

— Я предупреждал тебя, — обратился мой брат к поверженномуголландцу. — Не суйся в дела нашего клана. Держись подальше от нашейдолины.

И, произнеся эти слова, он плюнул голландцу в лицо.

Голландец по-прежнему не сводил с меня глаз. Мне показалось,что во взоре его сверкает ненависть, жгучая ненависть. Но может, то были лишьунижение и досада?

Мой брат и его люди увлекли меня в собор.

«Тебя ожидает печальная участь жертвенного животного!» —звенел у меня в ушах голос голландца. Я вспомнил его слова о том, что соитие сомной принесет смерть всякой обычной женщине.

Душевное равновесие, в котором я пребывал, было нарушено.Путешествие, столь богатое новыми впечатлениями, более не доставляло мне нималейшего удовольствия. Готов поклясться, что многие из тех, кто толпился всоборе, не только заметили произошедшую между нами стычку, но и уяснили еескрытое значение. Так или иначе, я то и дело ловил на себе подозрительные инастороженные взгляды. Впрочем, у большинства зрителей наше столкновениенаверняка вызвало лишь любопытство. Я подошел к святому причастию.

— Милостивый Боже, пребудь со мной, очисти мои помыслы,мое тело и душу, — шептал я.