юриста. Сокурсник описал его (тогда ему был двадцать один год) как "красивую фигуру, с великолепным лбом и большими, горящими глазами", но добавил: "С этим молодым человеком не все было гладко, так как он казался диким и неустроенным".26 Возможно, долгая болезнь нервировала его; его "даймон" был слишком тревожен, чтобы позволить ему обрести стабильность; но какой юноша, в крови которого течет огонь, может наслаждаться покоем? Когда он стоял перед великим собором, то патриотично приветствовал его как не католический, а "немецкую архитектуру, нашу архитектуру, ибо итальянцы не могут похвастаться ничем подобным, ни тем более французы".27 (Он еще не видел ни Италии, ни Франции). "В одиночку я взобрался на самую высокую вершину башни... и осмелился выйти на платформу, площадь которой едва достигала одного квадратного ярда..... Я подвергал себя этому ужасу и пытке так много раз, пока пережитое не стало для меня безразличным".28 Один из его профессоров отмечал, что "герр Гете вел себя так, что его считали мерзким претендентом на ученость, яростным противником всех религиозных учений... Было почти всеобщим мнением, что у него на верхнем этаже расшатался шифер".29

Десятки новых впечатлений питали его пламя. Он несколько раз встречался с Гердером во время его пребывания в Страсбурге. Гердер, который был на пять лет старше, доминировал в этих встречах; Гете, в скромной интермедии, назвал себя "планетой", вращающейся вокруг солнца Гердера. Его беспокоила диктаторская склонность Гердера, но он побуждал его читать старые баллады, "Оссиана" Макфера-сына и (в переводе Виланда) Шекспира. Кроме того, он читал Вольтера, Руссо и Дидро. Помимо занятий юриспруденцией, он посещал курсы химии, анатомии, акушерства... И продолжал изучать женщин.

Он чувствовал их очарование со всей острой чувствительностью поэта, со всем электрическим накалом юности. Сорок семь лет спустя он сказал Эккерману, что верит в таинственное магнетическое влияние одного человека на другого, и больше всего - через разницу полов.30 Его волновала легкая и развязная походка девушек, музыка их голосов и смеха, цвет и шелест их платьев; он завидовал близости цветка, который они иногда носили в корсаже или в волосах. Одно за другим эти волшебные существа взывали к его крови, росли в его воображении и двигали его пером. Уже были Гретхен и Аннет; скоро появятся Лотта, Лили и Шарлотта; позже - Минна и Ульрика. Но теперь, в Зезенхайме (близ Страсбурга), появилась самая привлекательная из них - Фридерика Брион.

Она была младшей дочерью (девятнадцать лет в 1771 году) городского пастора, которого Гете сравнивал с добродетельным викарием Уэйкфилда Голдсмита. Страницы, посвященные Фридерике в автобиографии Гёте, - лучшая проза, которую он когда-либо писал.31 Несколько раз он выезжал из Страсбурга, чтобы насладиться нетронутой простотой этой сельской семьи. Он брал Фридерику с собой на долгие прогулки, ведь на свежем воздухе она чувствовала себя как дома. Она полюбила его и давала ему все, что он просил. "В одиноком месте в лесу мы обнялись с глубоким чувством и дали друг другу самые верные заверения в том, что каждый любит другого от всего сердца".32 Вскоре он признался другу , что "человек не становится счастливее ни на волосок, достигнув предмета своих желаний".

Тем временем он писал на латыни докторскую диссертацию, в которой утверждал (как и "Феврония") право государства быть независимым от церкви. Она получила одобрение университетского факультета; он сдал экзамены и 6 августа 1771 года получил степень лиценциата права. Пришло время покинуть Страсбург. Он поехал в Зезенхайм, чтобы попрощаться с Фридерикой. "Когда я сошел с лошади и протянул ей руку, в ее глазах стояли слезы, и мне стало очень не по себе. ...Избежав наконец волнения прощания, я в тихой и спокойной поездке вполне вернул себе самообладание".33 Раскаяние пришло позже. "Гретхен отняли у меня; Аннет оставила меня; теперь я впервые почувствовал себя виноватым. Я ранил самое милое сердце до самых его глубин; и период мрачного раскаяния, отсутствие освежающей любви, к которой я привык, был самым мучительным".34 Это печальный эгоцентризм; но кто из нас, совершая пробы и ошибки в любви, не ранил одно или два сердца, прежде чем завоевать одно? Фридерика умерла незамужней, 3 апреля 1813 года.

2. Гетц и Вертер

Во Франкфурте новоиспеченный лиценциат нехотя занимался юриспруденцией. Изредка он посещал Дармштадт и ощущал влияние его культа чувств. Теперь он был настроен резко против Франции, против французской драматургии с ее жесткими правилами, даже против Вольтера. Ему все больше нравился Шекспир, который вывел на сцену природу человека, законную или беззаконную. В таком настроении и с буйной энергией молодости он созрел для Sturm und Drang. Ему было симпатично его отрицание авторитетов, возвышение инстинкта над интеллектом, героической личности над лишенной традиций массой. И вот в 1772-73 годах он пишет "Гётц фон Берлихинген".

Для двадцатитрехлетнего юноши это был выдающийся спектакль: драма, объединяющая войну, любовь и предательство в истории, пропитанной рвением к свободе, излучающей жизненную силу и удерживающей интерес от начала до конца. Гетц - рыцарь, чья правая рука была отсечена в бою, когда ему было двадцать четыре года (1504); к его руке была приделана железная кисть, и с ее помощью он орудовал мечом так же смертоносно, как и раньше. Отказываясь признавать кого-либо, кроме императора, он стал одним из тех "баронов-разбойников", которые во имя свободы претендовали на полную власть на своих землях, вплоть до грабежа путников и ведения частных войн. В 1495 году император Максимилиан I издал указ о запрете частных войн под двойным наказанием - запретом империи и отлучением церкви. Гетц из Железной руки отверг этот запрет как противоречащий традиционным правам, и действие пьесы поначалу разворачивается вокруг борьбы рыцаря-бунтаря с князем-епископом Бамберга. Гете, любивший женщин гораздо больше, чем войну, позволил центру интереса перейти к Аделаиде фон Вальдорф, чья красота и богатство распаляли безрассудную страсть десятков мужчин. Ради нее Адельберт фон Вайслинген, еще один "свободный" рыцарь, разорвал союз с Гетцем и верность сестре Гетца Марии, и перешел на сторону епископа . Возможно, в колеблющейся любви Вейслингена Гёте вспомнил о собственной неверности. Он послал копию пьесы Фридерике через друга, сказав: "Бедная Фридерика почувствует некоторое утешение, когда увидит, что неверный любовник отравлен".35

Автор исказил историю в соответствии со своей драмой; Готфрид фон Берлихинген не был таким благородным и великодушным, как гётевский Гётц; но такие поправки - поэтические допущения, как вымученные рифмы. Простительна и грубая, дикая речь, которую Гете приписывает своему герою как отголосок мужественности. Когда пьеса была поставлена в Берлине (1774), Фридрих Великий осудил ее как "отвратительное