природы человека. Аналогично древнейшим мифологическим сюжетам о братьях-близнецах, в которых божественность присуща лишь одному из двоих, в Библии мы находим противопоставление близнецов Иакова и Исава, первый из которых явился носителем отцовского благословения и божественного завета, второй — ничем не примечательным человеком. Тот же мотив исходного сосуществования и подобия высшего и обычного, трансформирующийся в противопоставление жизни и смерти, доброго и злого, из которых приоритет получает что-то одно, можно увидеть в противопоставлении Авеля и Каина, где нарушитель нравственного запрета Каин, бесспорно, культурнее и умнее.

В христианстве момент борьбы человечества за знание отражается в способности подвергнуть сомнению очевидное, которую раскрывает апостол Фома, по имени "близнец". Символом его является угольник, инструмент точного измерения. Евангелие от Фомы начинается так: "Пусть тот, кто ищет, не перестанет искать до тех пор, пока не найдёт, и когда он найдёт, он будет потрясен, и ест он будет потрясен, он будет удивлён, и он будет царствовать над всем." Близнецовское стремление к поиску и исследованию также звучит в известном: "Нет ничего тайного, что не будет явным". А ориентация этого знака на познание внешнего мира запечатлена в следующих словах: "Почему вы моете внутри чаши и не понимаете того, что тот, кто сделал внутреннюю часть, сделал также и внешнюю?", и в отношении к чувствам: "Есть у вас 5 деревьев в раю, которые неподвижны и их листья не опадают. Тот, что познает их, не вкусит смерти. " (Коптские рукописи Наг-Хаммади, сб. II, соч.2: 1, 5, 93 и 21). Знания апостола Фомы, открытые ему Христом, как истинное познание, переходят грань добра и зла, и этим опасны. И потому, когда апостолы спрашивают, что сказал ему учитель, Фома, не доверяя хладнокровию их интеллекта, приводит красочную метафору разрушительной силы мысли: "Если я скажу вам…, вы возьмёте камни, бросите в меня, огонь выйдет из камней и сожжёт вас." (Там же, 14). Образ апостола Фомы немного выходит за рамки привычного понимания христианства, которое ради веры закрывает глаза на знания, — и может служит иллюстрацией того, что настоящее знание не мешает вере, а истинная вера не боится познания.

Идею победы истинного знания, с чувством и верой проникающего в суть, над хвастовством поверхностного всезнайства, раскрывает противостояние Симона-Петра Симону Магу, формальному подражателю Христа (оно являет аналогию астрологической оппозиции Юпитера и Меркурия, где Меркурий отвергает традиционные пути истины и нарушает самые святые запреты). В христианстве Симон Маг занимает нишу ловкача-трикстера, сначала пытаясь купить апостольский сан за деньги, а потом выдавая себя за Христа, а странствующую с ним блудницу — за Софию-Премудрость. Он имитирует смерть и воскресение, но апостол Пётр разоблачает его обман. И когда Симон, повелевая демонами, напоследок решает изобразить вознесение, бросившись вниз с деревянной башни, Пётр приказывает демонам отступиться, и чародей разбивается о камни.

Отдавшись стихии волшебства, Симон Маг оказался в наиболее неблагоприятной для ума-Меркурия сфере Рыб, мятежных и претендующих на всеобъемлющее господство: астрологическое положение Меркурия в этом знаке называется падением, и образ Симона Мага является хорошей иллюстрацией этого. Но в христианстве есть и позитивный образ волшебников, пользующихся знанием природы во благо, — это волхвы, которым звездное небо прежде всех рассказало о рождении мессии. Магическая наука побудила их принести дары младенцу Христу, явив скромность служения Девы, знака практического использования знаний, где Меркурий экзальтируется.

Меркурианские черты вестников, как говорилось выше, проявлены в образах ангелов. Из средневековой традиции известна ассоциация с планетой Меркурий ангела-целителя Рафаила ("исцели Бог") — покровителя путешественников, сопровождающего Товию в дороге за лекарством для больного отца. (Это можно соотнести с экзальтацией в Близнецах Цереры как планеты целительства, что и в жизни связывает Меркурий с медициной).

С Луной средневековье ассоциирует образ архангела Гавриила, передавшего Деве Марии весть Святого Духа и предсказавшего будущую судьбу младенца. Гавриил предсказывает и пришествие Иоанна Крестителя, что обращает нас к мифологеме РАКА, раскрывая древнейший мифологический сюжет убывания дня после летнего солнцестояния, соотносимой с языческими праздниками зачатия, с Луной и водой. Предвещая приход мессии, Иоанн Креститель несёт весть о бессмертии — как уменьшающийся Месяц, на три дня скрывающийся в подземное царство, предвещает новую Луну. Иоанн Креститель воплощает лунную идею ухода во мрак ради манифестации новой жизни. Крещение водой ради вечной жизни доносит до нас идею очищения самого жизненного процесса, воплощённую бессмертной рекой Сарасвати.

Суть архетипа Рака — мифологическая идея матери, всю себя отдающей ребенку, — раскрывается в облике пречистой Богородицы, впитавшем в себя черты Изиды. Христианский образ бескорыстной любви продолжает концепцию идеально-женского начала, которое, в дополнении к божественному духу, даёт человеку живую душу. Образ Девы Марии, как уже говорилось, соотносится также с местом экзальтации Луны — Тельцом — и знаком Девы, с которым связан мотив её целомудрия, посвящения и служения.

Негативную сторону архетипа Рака, погруженного во внутренний мир души-Луны, её изменчивость и неосознанное предательство отражает образ Агасфера, бессмертного скитальца, не находящего своего места среди людей. Согласно средневековой легенде, он отказал Христу в кратком отдыхе во время его пути на Голгофу, и за это его душа не обретёт покоя могилы до второго пришествия. Эго может нам напомнить безрадостную окраску мифов о личном бессмертии, поскольку оно проецируется на узко-индивидуальный путь и последующее одиночество (вспомним историю Чан-э).

Архетип ЛЬВА не очень характерен для Библии, так как он фиксирует силу этого мира. Сам солярный цикл тем не менее отражён в христианстве как в празднике Рождества Христова, так и в Пасхе, соответствующей весеннему возрождению природы. Образ солнечного света и единства может иллюстрировать библейское понятие Офаним, что переводится как "колесо": это одна из ангельских иерархий, окружающая священным огнём хрустальный трон Бога и вызывающая естественные ассоциации с кроной светила.

В Ветхом Завете солярные черты бесспорно имеет могучий герой Самсон, имя которого происходит от Солнца-Шамса. Тайна его могущества — в волосах-лучах: в обете назорейства, дающего ему силу и объединяющему его с Богом. Солнечные черты Самсона проявляются также в том, что он — двенадцатый из судей израилевых, а его первым подвигом была победа надо львом. В образе Самсона подчеркивается отсутствие гордости, которая является самым большим недостатком знака Льва, но причиной его гибели становится другое качество этого знака — страстная любовь (к филистимлянке/палестинке Далиле, выведавшей тайну его волос).

Основатель двенадцати колен израилевых Иаков воплощает солнечную идею всеобъемлемости, и в этом тоже раскрывается как Лев, кроме его соотнесенности близнечному мифу. Двенадцать колен Израиля традиционно сопоставляются со знаками Зодиака, притом самым различным образом из-за отсутствия библейской информации на этот счёт. Можно сказать, что неистовый Рувим соответствует Водолею, Иуда сравнивается со Львом; Завулон, соотносимый с морским берегом, представляет знак Рыб; быстрый в