Пока французы находились в состоянии неопределенности, а немцы готовились к решительной атаке, супрефектура жила своей жизнью. Десятки кучеров, слуг, поваров, офицеров создавали атмосферу императорского двора. Ярко освещенные комнаты, расшитые золотом мундиры и ливреи, превосходные блюда и тончайшие вина — всё выглядело так, как будто императорский двор выехал на несколько летних дней из Парижа в один из пригородных дворцов.

И все же это не был обычный отдых двора в рядовой день. Бледное лицо императора выдавало внутреннее напряжение и физическую боль. Несколько дней он был в постоянном движении, и это сказалось на его состоянии. Наполеон III практически не притрагивался к еде и, общаясь со своим окружением, односложно отвечал или большей частью молчал. Какое-то время император провел в одиночестве в небольшом саду, во внутреннем дворе супрефектуры. Меряя шагами территорию сада, он мучительно думал о предстоящей судьбе армии и сыне…

Несколько дней назад Наполеон отослал Принца империи поближе к бельгийской границе. Император осознавал в полной мере всю непредсказуемость ситуации. Войска все дальше уходили от Парижа, и наследник мог оказаться в гуще событий, исход которых невозможно было предсказать.

Окружение Наполеона Эжена составили его адъютанты — Дюперэ, Кляри, Лямэ — и отряд охраны во главе с лейтенантом Вотреном. Вначале они прибыли в Мезьер, но император приказал им обосноваться в Седане[2295], что они и сделали. Принц также остановился в Седане, в супрефектуре. Пютье поведал императору, что во время пребывания у них Наполеона Эжена город неожиданно охватила паника. Кто-то из местных жителей вдалеке разглядел каких-то людей и принял их за пруссаков. Новость быстро разлетелась по всему городу. Только когда лейтенант Вотрен со своими солдатами убедился, что для беспокойства нет причин, горожане успокоились[2296]. Однако Дюперэ, Кляри и Лямэ решили не рисковать и рано утром на следующий день увезли принца обратно в Мезьер. Поздним вечером того же дня, разумно рассудив, что и Мезьер находится слишком близко от врага, они отправились в Авен. Там ситуация была гораздо спокойнее, и небольшой отряд разместился в доме, где 13 июня 1815 года находился сам Наполеон I по пути к своей последней битве при Ватерлоо[2297].

Как бы то ни было, рассудил император, наследник был под охраной надежных людей, и они должны были выполнить его приказ — увезти принца в Париж или, в крайнем случае, в Бельгию. Начинало темнеть, и сад погрузился в темноту, а император продолжал, хромая, ходить по дорожкам. Эта печальная сцена вызвала слезы у супрефекта и нескольких местных женщин.

В это же время Мак-Магон изучал сообщение от генерала Дуэ. Несколько часов назад к Дуэ пришел местный житель, старый солдат, и рассказал, что наблюдал, как к востоку от города, у Доншери, передвигаются вражеские колонны. Встревоженный генерал тотчас послал к Мак-Магону адъютанта с сообщением. Командующий не мог поверить, что к востоку от города уже хозяйничают пруссаки. У немцев не было времени и сил, чтобы блокировать город с восточной стороны. Здесь была какая-то ошибка. В любом случае завтра это можно будет проверить. Мак-Магон так и не стал отвечать генералу.

В штабе 1-го корпуса не находил места генерал Дюкро. Он постоянно заглядывал в карты, разложенные на столе, делал отметки красным карандашом и ругался. Глава медицинской части Шарль Саразён, хорошо знавший генерала, никогда прежде не видел его в таком состоянии. Он попытался скрасить гнетущую обстановку, выразив надежду, что теперь наконец-то представится шанс сразиться с пруссаками. После короткой паузы Дюкро положил руку на плечо собеседника и произнес: «Мой бедный доктор! Вы так ничего и не поняли. Мы в ночном горшке, а они туда будут с…ть!»[2298]

Постепенно над Седаном опустилась ночь, затихли голоса, звуки, погасли последние бивуачные огни. Тысячи людей в городе и вокруг него заснули с тревогой и надеждой. Для кого-то эта ночь стала последней… Похолодало, чистый кристальный воздух наполнился влагой, и все вокруг окутало плотной пеленой тумана. Наступили новые сутки — 1 сентября 1870 года.

Ранними предрассветными часами по всей линии германской армии началось движение. Особенно интенсивным оно было в полосе 1-го баварского корпуса Четвертой армии Людвига фон Танна[2299]. Это саперы наводили понтонные мосты через Мёз южнее Седана, недалеко от селения Базей, по которым вскоре на правый берег переправились гренадеры 1-й и 2-й дивизий. В половине пятого баварцы пересекли железнодорожное полотно и направились к Базей. В пять часов утра германские части при поддержке артиллерии атаковали Базей, где расположилась морская пехота из 3-й дивизии 12-го корпуса Лебрена. Французы встретили врага мощным огнем. Завязался ожесточенный бой[2300].

Как только в Седане услышали отдаленный гул артиллерии и получили сообщение о событиях в этом населенном пункте, туда спешно на лошади отправился Мак-Магон. Он намеревался на месте прояснить ситуацию и при необходимости принять на себя командование. Однако на подъезде к селению маршал получил осколочное ранение в ногу[2301]. Было решено на санитарной повозке отправить его обратно в Седан.

В шесть утра из ворот супрефектуры во главе своего штаба на любимом жеребце Фебус выехал Наполеон III. Он решил отправиться на место сражения, чтобы находиться среди своих солдат. Император был одет в генеральскую форму с орденом Почетного легиона и кепи, расшитом золотым шитьем[2302]. Румянец на щеках, нафабренные усы и остроконечная бородка придавали ему тот вид, который был привычен для многих людей, видевших многочисленные портреты императора на монетах, картинах и рисунках. Его сопровождала свита, состоявшая из генерала Кастельно, генерал-адъютанта Пажёля, генерала Нея (принц де Москова), офицера для особых поручений капитана д’Эндекура, графа Давилье, докторов Корвисара и Анжэ, а также сотня императорской охраны.