— Почему «косой»? Разве может быть одноглазый — быть ещё и косым⁈

Хотя, матушка-природа бывает — ещё не так чудит…

Мишка ржёт:

— Хахаха! Тоже сперва купился: это фамилия у него такая — «Косой». Зять это сапрыкинский, единственный.

— «Зять», говоришь⁈ А вот с этого места как можно подробней.

И, Мишка дал мне полный расклад.

Этому самому «Охриму» масть не пёрла с самого рождения — семья нищая как целое поголовье церковных мышей. Мать умерла в его самом раннем младенчестве, отец заболел тифом и через год воссоединился с «половиной» на местном кладбище… Воспитывался он в семье дальних родственников — хоть не помер, за то им спасибо… Когда чуть подрос, тут ещё не повезло — вообще конкретно: и так неказистый внешностью мальчик лишился правого глаза, наткнувшись в темноте на сук… На сучок дерева в лесу — на всякий случай уточню.

Не друзей, ни подруг — даже похулиганить или пристраститься к спиртному, не с кем! Вот, «жизть» у человека, а…

У приказчика керосиновой лавки (того, что раньше был купец, а сейчас заведующий «Нефтяным складом») другая проблема: двое сыновей его — хлопцы гарные, хоть и излишне перекормленные (оттого — слегка туповатые), а вот единственная дочь…

Из чувства толерантности и политкорректности, скажем так — одним из её недостатков было «несколько» рябое лицо. Хроноаборигены про таких обычно говорят: «Как будто черти всю ночь на роже горох молотили».

Будь этот физический изъян единственным, возможно было бы не так страшно: в этом мире я видел достаточно много рябых женщин и мужчин — вполне благополучно устроивших свою семейную жизнь.

Однако, имелись и другие — куда более серьёзные изъяны! Одним словом — не повезло девушке…

Время пришло — а никто Сапрыкину-младшую замуж не берёт, не сватается — даже позарившись на богатое приданное. Ибо, начавшаяся Германская война уже вовсю — высасывает гигантской ненасытной глоткой молодых здоровых мужчин, а взамен — сквозь зубы выплёвывает редких калек… Женихи становятся всё более и более редким, практически — вымирающим видом, хоть в Красную Книгу заноси — как синих китов.

С рабочей силой в керосиновой лавке опять же, да…? По одному и целыми группами, «рабочая сила» — ушла в том же направлении что и женихи, возвращаясь уже бессильной — безрукой или безногой. Но, кто-то ж должен в лавке бидоны с керосином ворочать, а не просто на лавке штаны протирать — рожу шире жоп…пы наедая? Так попал одноглазый Охрим в работники торговли, а затем присмотревшись к нему повнимательней — бывший купец решил одним выстрелом убить сразу двух зайцев.

— Короче, он сейчас в примаках. Как ты говорил, Серафим?…«Чмо»? Вот, оно и есть — то самое! Формально он — член семьи, а по факту — хуже батрака: день-деньской работает за затрещины да подначки «родственничков».

— Семейные отношения?

— Он её когда-нибудь убьёт! Или она его: характер у бабы — жиду-коммунисту не…

Увидев мой кулак, тотчас:

— Ой, извиняюсь — сорвалось… Злейшему врагу не пожелаешь!

— Дети?

— Пока Бог миловал! Но как представлю, что от этой пары может народиться… Бррр!

Подняв очи к небу, перебираю варианты:

— Так… Адольф Гитлер у нас уже есть… Может — «доктор Зло», какой-нибудь?

— А, кто это?

— Ой, Миша — лучше не спрашивай…

Проанализировав ещё кое-какие — менее важные «разведданные», хорошенько подумав и всё обдумав, я наконец решился:

— Миша! Начинаем операцию «Чужой».

* * *

Имеется у меня в Ульяновке ещё один надёжный и достоверный «источник информации»:

— Отец! Что ты скажешь про Охрима Косого — сапрыкинского примака?

Тот, как-то опасливо на меня поглядывая, осторожно отвечает:

— Плохого ничего не скажу — но и хорошего сказать нечего. Досталось ему в этой жизни — не приведи Господь.

— Хм… Что ж тогда к большевикам в семнадцатом-восемнадцатом не прибёг? В то время, таким — как раз среди них место.

— Женил его незадолго до большевиков-то Сапрыкин старший на своей дочери — вот видать и без большевиков Охрим понадеялся в люди выбиться.

— Ах, да. Характер?

Мельком взглянув на потолок:

— Надо подумать… Трусоват несколько — того не отнимешь. Впрочем — как знать, как знать… Скрытный уж больно! Даже на исповеди неискренен, хотя в Бога верует. В школе когда у меня учился — старательным, прилежным был… Память цепкая, читать любит и читает много.

А что ещё делать в детстве да отрочестве — если нет друзей для игр и проказ и, даже набедокурить не с кем? Только читать книги, витая в облаках и хоть как-то перебивая дефицит общения с людьми…

— Грамотный, значит? — спрашиваю.

— Скорее начитанный.

— А к тебе как относится?

Поглаживает ладонью осанистую бороду:

— Как люди относятся к священнику? Вот так и он…

— Это ж твой ученик по церковно-приходской, — недоумеваю, — неужели, не было каких-то «особых» отношений между учителем-священником и учеником-парией в классе?

— Ах ты про это, — спохватывается, — ну когда его уж сильно шпыняли другие ребятки, заступался за него бывало, разговаривал: как с самими обидчиками — так и с их родителями. Так всё ж, бесполезно! Я ж не могу его повсюду сопровождать — а его где поймают, там и бьют…

Подумав, ещё добавил:

— Одно время, Охрим в семинарию хотел податься… Спрашивал у меня совета, мы с ним отдельно богословием занимались. Но, видишь ли… Туда, так просто тоже не брали — будь хоть семь пядей во лбу. Вот тебя бы… Хм, гкхм… Возможно сердится на меня с тех пор: мол — обнадёжил а потом… Эх!

Вздохнув и перекрестившись на икону, иерей молвил:

— Многие от веры православной отшатнулись и разуверились в Боге, ибо…

Ещё раз тяжело вздохнул и замолчал.

Понятно: «сын полковника не может стать генералом, ибо у того тоже есть сын». Коррупция и кумовство разъела Российскую Империю, как моль — старые плохо просушенные валенки…

Так, так, так…

Думай, думай голова — шапку новую куплю!

Наконец, принимаю решение:

— Устрой мне встречу с Охримом Косым, отец. Но только так, чтоб никто не знал.

Тот, видимо сопоставил мои прежние расспросы про Сапрыкина — с нынешними про его зятька-примака и, всё понял:

— Не трогал бы ты его! И так человек Богом обиженный…

Повышаю голос до лязга стальной гусеницы:

— Бог не обижает человека, отец! Это делают точно такие