Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ну… если только какой алкаш. Ленка страшненькая,ни фигуры, ни рожи… похожа на суслика. Да и где ее изнасиловать могут, она издома ни шагу. С работы домой, ну еще в церковь эту. Они раньше с матерью жили,когда она умерла, Ленка очень переживала, наверное, потому и ударилась врелигию. Да и так жизнь не радовала. Денег нет, ума тоже, парни на нее несмотрели, вот она и принялась врать.
— Но почему все-таки врать? — не отставала я.
— Да потому. Ей ничего не стоило соврать. Про отцаврала, будто он разведчик какой-то, вроде Штирлица. Потом выяснилось, отца унее вовсе не было, то есть официального. Мать у нее заслуженная учительница, ата всю жизнь уборщицей. Я сейчас все и не вспомню, но язык у нее был, какпомело. Ее тут никто не слушал. Начнет болтать, а бабы наши: Лена, работаймолча. Она злиться стала и завела дневник. Сидит, пишет что-то, а потом в столпрячет, на ключ запирала. Очень кому-то нужен ее дневник. Ну, я для интересапочитала, полный бред. Кто-то в черном ее насиловал, а кто-то смотрел. Дьявол,кресты, черная месса. Клиника, одним словом. Ленка старше меня на три года, ани с кем никогда не гуляла, вот крыша-то и съехала. Ей бы парня, а где еговзять? Остается сказки рассказывать про изнасилования и прочую чушь.
— А где сейчас этот дневник? — задала я очередной,вопрос.
— Мент забрал. Полистал и рожу скорчил, между прочим,правильно, читать такое с души воротит. “Я в подвале, прикованная к стене…” Ещебы рыцаря придумала в доспехах и верхом на лошади. Говорю, она чокнутая иврушка страшная. Однажды пришел какой-то парень, насчет журнала выяснял, она сним пять минут поговорила, а потом сочинять принялась, вроде бы он ей звонит ивсе такое. Смотрю, губы красит. Я спросила: “Куда собралась?” Она: “На свидание”.А я: “С этим парнем, что ли?” — “Ага”, — говорит… А парень такой, в общем,стоящий парень. Неуж, думаю, правда клюнул? Я и пошла посмотреть. И что выдумаете? Ленка пешочком домой, а на другой день давай врать: мы туда ходили,сюда ходили… Я не выдержала, говорю: чего ты лепишь? Так она и тут вывернулась.Он, говорит, меня возле дома встречал. В общем, никто этого парня с ней невидел ни разу, и вдруг он опять приходит. Ленку нашу не узнал, она покраснелався, а только за ним дверь закрылась, пошла плести: разругались, мол, неделюназад, он ее приревновал и все такое. Ясно, что врет. Ну, мы покивали, жалкодуру, одно слово: убогая. Хотя один раз я ее с парнем встретила. Где-то месяцназад, недалеко от ее дома. Я от подруги шла, а они навстречу. Я ее потомспросила: что за парень? А она мне: это не парень. Конечно, он неказистенький свиду, физиономия как у хорька, и ростом с Ленку, но для нее-то и такой хорош,так что нечего было выпендриваться. Ну, я и спрашивать больше не стала. Воттакие дела… — со вздохом закончила Вика.
— Но ведь Лена действительно покончила с собой? —тихо сказала я. — Значит, во всех этих фантазиях что — то было…
— Я вам говорю: она чокнутая. В самом деле могларешить, что за ней следят.
— Она говорила, что за ней следят? — насторожиласья.
— Да она чего только не болтала. Сначала выдумалапарня, потом выдумала, что он ее бросил, сама в это поверила и перерезала вены.Я не со зла говорю, и Ленку мне жалко, просто… ну, чокнутая она, понимаете?
— Понимаю, — кивнула я.
Я отвезла Вику домой. Расспросы ничего не дали… Впрочем, ясама с трудом представляла, что надеялась узнать. Девушка покончила жизньсамоубийством, ей было неуютно в этом мире, и взамен она придумала свой, апотом что-то сломалось в ней, и тогда она легла в ванну с горячей водой,прихватив нож… Такое, к сожалению, не редкость. И как я собираюсь увязать это субийством Акимова?
— Я напрасно трачу время, — укоризненно сказала явслух. Мне стоило бы заняться квартирой, работой, наконец, а не пытаться бытьумнее милиции. Теперь я знаю, как и почему Акимов оказался в моей квартире, адальше дело следствия. Но мысли, не имеющие отношения ни к моей квартире, ни кмоей работе, продолжали меня преследовать. Журналистка Наталья Никольскаяутверждала, что за ней следят. Она погибла от передозировки, Лена Телегинавскрыла себе вены, обе имели отношение к “Обществу любителей Библии”… Однанаркоманка, а вторая психически неуравновешенный человек с патологическойсклонностью к вранью. Впрочем, диагноз я поставила рановато. Ее дневник у следователя,пусть с этим разбираются специалисты.
Я свернула к магазину “Лана”. Утром я разбила заварочныйчайник, следовало купить новый. Я припарковала машину и стала переходитьдорогу, вот тогда и почувствовала чей-то взгляд. Некто настойчиво пялился мне взатылок. Я торопливо огляделась: машины, прохожие — суетящиеся и не очень,главное, никому до меня никакого дела. Я огляделась еще раз. Чувство, что замной наблюдают, не проходило.
Я вошла в магазин, возле нужной мне секции стояло человекдесять, создавая толчею. Я с отчаянием посмотрела вокруг, неожиданно поняв, чтоне могу. Здесь оставаться, не могу ждать своей очереди, не могу смотреть на этидурацкие чайники… С трудом соображая, что делаю, я бросилась к входной двери,скорее на воздух, здесь дышать нечем. На ступеньках я столкнулась с женщиной и,кажется, толкнула ее, она вскрикнула и уронила сумку, что-то звякнуло в ней, ая пришла в себя.
— Извините, — пролепетала я испуганно, наклоняясьза сумкой. Женщина и я протянули руки одновременно. Она подняла сумку сасфальта, заглянула внутрь и сказала грустно:
— Как жаль.
— Что-то разбилось? — спросила я, испытываяужасную неловкость.
— Чашка. Бабушкина. Знаете, не стоило мне нести еесюда. — Женщина вновь виновато улыбнулась, глаза ее, большие и темные, смотрелиласково, а я поразилась ее голосу: очень музыкальный, совершенно необыкновенныйголос. Мы все еще стояли у входа и мешали гражданам, женщина переместиласьближе к стене, и я тоже. — Здесь ломбард, вот я и хотела…
— Простите, — заторопилась я. — Я заплачу.Сколько могла стоить ваша чашка?
— Бог с ней, — вздохнула женщина. — Этосудьба. Чашка не должна была попасть в чужие руки. Все правильно.
— Послушайте…
— Вы не виноваты, — мягко перебила она. — Яее склею и поставлю на место. Так лучше.
— Конечно, вы ее склеите. Но вы несли ее в ломбард. Вамнужны деньги? — Женщина беспомощно эгляделась.
— Деньги нужны всем. Но она разбилась потому, что япоступила не правильно. Вы не беспокойтесь, все хорошо. Идите, идите. Вседействительно хорошо. см