Легко сказать идите. Я чувствовала себя виноватой. Есличестно, я даже не помнила, как толкнула ее или задела локтем. Но уйти… Женщинамне нравилась, было в ней что-то такое… Она не примет моих денег, этосовершенно очевидно.

— Простите, где вы живете? — решилась я.

— Недалеко… на Матвеевской…

— Давайте я вас отвезу. Я на машине.

— Нет-нет. Не беспокойтесь. Здесь всего две остановки…

— Я беспокоюсь за вашу чашку, — улыбнуласья. — Вдруг она окончательно разобьется?

— У вас глаза хорошие, — сказала женщина. —Добрые. Вы о чем-то тревожитесь? Что-то случилось?

— Еще бы. Я разбила вашу чашку, — кивнула я.

— Да бог с ней. Стоит ли печалиться о чашке? Где вашамашина?

— На стоянке.

Пока мы шли к моим “Жигулям”, я как следует рассмотрелаженщину. Ей было лет пятьдесят или чуть больше. Простенький серый плащ выгляделна ней элегантно. В светлых волосах седые пряди. Она была красива той особойблагородной красотой, которую даже морщины не портят, а добавляют шарма. Глазасовершенно необыкновенные. Если бы я была художником, немедленно бы взялась заее портрет.

— Меня зовут Нелли Борисовна, — точно что-товспомнив, сказала женщина.

— А меня Алла.

— Я знаю, — кивнула она и, заметив мой удивленныйвзгляд, улыбнулась:

— Иногда я знаю. Просто достаточно посмотреть в лицочеловеку.

— Интересно, — понятия не имея, что ответить наэто, брякнула я.

Жила она действительно в двух троллейбусных остановках от“Ланы”, обычная девятиэтажка из серого кирпича. Я почему-то подумала, что НеллиБорисовне больше подошел бы особняк прошлого века. Она меня оченьзаинтересовала.

— Ну, вот. Мы и приехали. Это мой подъезд. Может, вызайдете? На несколько минут. Посмотрим, что с моей чашкой?

Заходить я не собиралась, но тут в голову мне пришла мысль,что, возможно, Нелли Борисовна передумала и решила взять деньги, просто сказатьоб этом сразу стесняется.

— С удовольствием, — ответила я.

Трехкомнатная квартира произвела на меня впечатление.Казалось, что на дворе не двадцать первый век, а девятнадцатый. От вешалки вприхожей до настольной лампы в гостиной — сплошной антиквариат.

— Проходите, Аллочка. Вот тапочки, они должны быть вамвпору.

Я спросила, с интересом оглядываясь:

— Вы одна живете?

— Да. Уже много лет. Муж умер, сын в другом городе…живу, окруженная любимыми игрушками и воспоминаниями. Мой отец был актеромтеатра, может, вы слышали, впрочем, нет, откуда? А моя бабушка была цыганкой,дед выкрал ее из табора. Необыкновенно романтическая история. —Разговаривая со мной, Нелли Борисовна включила чайник, извлекла из сумки чашкус блюдцем и положила на стол. Чашка разлетелась на три части. — Ну вот,склеить пара пустяков, — бодро заметила хозяйка. — Сейчас найду клей;

Я повертела блюдце в руках.

— Это кузнецовский фарфор.

— О, я вижу, вы разбираетесь…

— Не то чтобы очень. Нелли Борисовна, я бы все-такихотела…

— Ни слова больше. Денег я не возьму. Вы вообще ни причем. Я сама на вас налетела. А вот и клей. Вы мне поможете?

— Конечно. — Чашку мы склеили быстро, НеллиБорисовна убрала ее в шкаф и стала накрывать на стол. — Спасибо, ничего ненадо, — взмолилась я, а она посмотрела растерянно.

— Вы торопитесь?

— В общем, нет…

— Тогда выпейте со мной чаю.

— Спасибо. Нелли Борисовна, мне ужасно неудобно, я васочень прошу… У меня есть деньги. Такая чашка…

— Аллочка, мне бы дали за нее рублей пятьдесят, небольше. Можете мне поверить, уж я-то знаю.

— Но…

— Вот что, если вам непременно хочется дать мне денег,давайте я вам погадаю. Когда становится совсем туго, я вспоминаю, что у менябабка цыганка, и зарабатываю деньги гаданием на кофейной гуще. Стоит это какраз пятьдесят рублей.

— Что ж, — засмеялась я, — на кофейной гущемне еще гадать не приходилось.

Весело поглядывая на меня, Нелли Борисовна сварила кофе втурке, украшенной замысловатым орнаментом, и разлила его в две чашки.

— Выпейте. Сначала одну, потом другую.

Кофе был горячий и крепкий, мне вполне бы хватило и однойчашки, но отказаться я сочла невежливым и выпила. Нелли Борисовна опрокинулачашки на блюдца и улыбнулась:

— Надо немного подождать.

Я с любопытством наблюдала за процедурой. Хозяйка взялачашку и стала разглядывать гущу на ее стенках с очень серьезным выражениемлица. Я хотела сказать что-нибудь веселое, но она вдруг заявила:

— Боже мой, да у вас ужасные неприятности… вижу мужчинуна полу… в кухне, нет, это прихожая… молодой мужчина, блондин. У вас с нимсложные отношения… он умер… вижу кровь… это убийство, или он сильно ударился,когда упал… Вы сожалеете об этом человеке, пытаетесь самостоятельноразобраться…

— Все это вы увидели в чашке? — хмуропоинтересовалась я. У меня было лишь одно желание: встать и уйти. Конечно, то,что происходит, не более чем фокус, но как она могла знать?

Нелли Борисовна подняла голову, и, взглянув в ее глаза, япочувствовала стыд. Совершенно невозможно подозревать в мошенничестве человекас такими глазами.

— Вы не удивляйтесь, Аллочка, — вздохнулаона. — Я действительно хорошая гадалка. И это не фокус. Зря вы так. Простоесть на свете вещи, не подвластные нашему пониманию.

— Это мне известно, — усмехнулась я. — Истинагде-то рядом…

Она взяла вторую чашку и улыбнулась.

— А вот это очень хорошо. Вам можно забыть все вашигорести, впереди вас ждет счастье. Друзья, новые знакомства. Очень скоро выполучите известие, оно вас успокоит, и вы перестанете думать о погибшем.

— То есть его убийца будет найден?