— Вот именно — счастье!!! Чем жить в постоянном ночном кошмаре, я предпочту хлопнуть дверью погромче, как предложил Энши! Это моё счастье. Встреча с вами — моя удача. Хотя бы раз не свернуть — мой долг!

Ганс покачал головой и тоже выпрямился:

— Твой поступок изменит тебя. Настоящий бой меняет любого. Поверь, ты сможешь жить иначе. Храбрость — она не в словах, а в делах. Если хочешь, вернись с нами в Столицу. Уверен, моей рекомендации хватит, чтобы Его Императорское Величество позволил тебе…

— Спасибо.

Голос Дерека прозвучал с серьезной упрямой грустью. Впервые сильно. Впервые — уверенно, без срывов и истеричных ноток, заметных порой в простом разговоре. И Ганс понял, что ему не пробиться. Может, именно поэтому Энши не захотел спасать эту жизнь? Увидел в глазах, в самой душе Дерека тёмную страшную готовность. Ганс снова покачал головой и заставил себя промолчать.

Он не хотел этой смерти.

Он не хотел, чтобы обычный деревенский мальчишка уходил вот так, отдавшись огню глупой мести и страха. Страха жить со своими ошибками за спиной.

— Это неправильно… и очень глупо, — все же закончил Ганс. Но вряд ли Дерек его услышал.

А солнце всё ближе и ближе ползло к горизонту. Время таяло. Тени удлинялись, сливались за спинами в огромного монстра, в котором теперь и Ганс чуял опасность. Отпущенный срок уходил.

Только дракон оживать вовсе не торопился.

А терпение таяло.

Дерек уже не мог сидеть на месте, ходил туда-сюда, то заламывая руки, то бубня под нос обрывки своих сказок и каждый вдох оглядываясь на всё ещё неподвижного Энши. Ганс даже не знал, что больше испытывало его терпение: бесполезная трата времени или мельтешение перед глазами слишком нервного, неусидчивого мальчишки.

Наконец, паладин не выдержал. Встал, с напускной уверенностью подошёл ближе и добавил в голос побольше железных ноток, какими его учили давать приказы:

— Прости, Энши, я позволю себе вмешаться. Время ведь утекает. Да, я во многое поверил за эти дни, не могу этого не признать. Только камни, боюсь, не летают. Даже такие. Нам нужно искать другой путь.

Однако Энши не услышал. На слова Ганса ответили разве что кони — их будто заражала нервозность Дерека, заставляла время от времени тонко ржать и переступать с ноги на ногу. Спокойным оставался только конь Энши — щипал травку да стриг ушами, гоняя назойливых мух.

Вскоре бессмертный наконец-то ожил:

— Расседлай и отпусти коней, в ближайшее время они нам не понадобятся. Вещи оставь у любого дракона. Готовьтесь. Скоро мы отправляемся.

— Боюсь, солнце уже заходит, — ответил Ганс. Впрочем, работе слова не мешали. — Позволь спросить, ты уверен? Я думаю, стоит дождаться утра.

— Мы сейчас в тени леса и гор. Плато останется освещенным чуть дольше — времени хватит. Тёмные особенно слабы на закате и сильнее всего перед рассветом.

— Ты говоришь, вечер лучше, чем утро?

— Именно.

— Выходит, — вмешался Дерек, — день пьёт у них силы? И в начале ночи тени не успевают как следует их вернуть?

— Может, и так, — кивнул Энши и убрал руку с оставшейся неподвижной статуи. Размял запястье, наверняка затекшую шею: — Это неважно. Просто добавит нам шансов. Слабы они или сильны — рядом с вратами в опасности буду даже я.

— Позволь, но ты ведь бессмертен?

— Бессмертен, Ганс, не значит «непобедим». Меня можно, к примеру, расчленить на части и каждую такую часть запереть оковами — я останусь жив и даже в сознании, но сделать ничего не смогу.

Дерек как-то странно побледнел и отступил на пару шагов. Но Энши предпочёл не обращать внимания. Для мальчишки скоро всё решится. Как и для них самих.

— Печать потребует гораздо больше, чем артефакт. Не говоря уже о том, что мою сущность до сих пор жрут оковы.

— Я ведь… — Ганс смолк и опустил голову. Где-то на Изнанке по ниточке-связи пробежала вина. За ней — твердое желание защищать всеми силами. На миг ожили руны клинка: артефакт принял волю хозяина. Пробудился по-настоящему.

— Поэтому мне нужны вы, — продолжил Энши. — Дерек! Все тёмные твои. Их будет много. Они будут сильны. Бойся их. Ненавидь их. Уничтожь их. Пламя больше тебе не откажет. Жги всё вокруг, как ты желал этой ночью! Отдать жизнь в этом бою или нет — решаешь ты сам. Но! Продержись долго. Как можно дольше. Так долго, сколько сможешь сдерживать сам себя.

Мальчишка сделался белым как полотно, задрожал — мелко-мелко, — но кивнул:

— Я с-справлюсь! Но… что, если… Всё закончится, а я… это… ну… жив?

— Значит, страх смерти окажется сильнее. Что тогда делать — выберешь сам. Оборвать твою жизнь мне не сложно. Но ты учти, что и выбор я вижу далеко не в словах.

Дерек снова кивнул и неуклюже отошел к своей лошади — последней не рассёдланной. Ганс проводил его хмурым тяжелым взглядом, но к огромному удивлению Энши, не сказал вслед ни слова.

— Что, ты смирился?

— Как я могу? Дерек неправ. Но я поговорил с ним и… и понял, почему с ним не стал говорить ты, — Ганс прямо посмотрел в огненно-алые глаза бессмертного: — Я сделал выбор. В этом бою я подниму меч только за тебя. Клянусь честью и именем своего отца: ты можешь на меня положиться.

— Это и есть твоя задача. Защищай. Если тёмные до меня доберутся, печать придется начинать заново. Время против нас, Ганс. И ошибок лучше не делать.

— Как много ты знал? С самого начала? Может быть, я не в праве получить ответ, но… И о плато, и о вратах… Должно быть, даже о времени боя? Скажи, зачем ты молчал? Что нас ждало бы, если бы мы не встретили Дерека?

— Его место занял бы ты, вот и всё. Уж во имя спасения стольких жизней ты бы точно справился со страхом принять мою силу.

— Да я!.. Ты… Я хочу знать, зачем ты отказался от сопровождения? Его Императорское Величество выделил нам сильнейших! Среди них был даже мой учитель, сам великий герцог Фернандо де…

— Величество выделил нам обычных людей. Людей, Ганс. Люди в этом бою бесполезны. Особенно твой учитель. Он наверняка в числе тех, кто старательно избавлял тебя от навыка думать.

— Не смей… А, чтоб тебя! Я ведь тоже человек!

— Ты человек с истинным артефактом в руках. Ты — ключ, от которого зависит моя сила. Ты — друг, который решил защищать меня по своей воле, а не приказом Величества! — Энши улыбнулся одними уголками губ и положил руку на плечо паладина. — Будь с нами отряд, много ли там таких было? Стал бы таким ты сам, императорская пешка, верная своему долгу? Нет, Ганс. Будь здесь отряд — мы бы с тобой говорили не о том и не так. Будь здесь отряд, мы бы с тобой проиграли.

Ганс молчал. Не отводил взгляд и молчал. Мгновение. Другое. А нить на изнанке всё крепла, оплетая эфес. Рядом с Гансом руны клинка уже не погаснут, выдавая влитую в них силу. Не проронив ни слова, Ганс тоже положил руку на плечо бессмертного и кивнул.