Думая только о том, как соблазнить Элоди, Уилл поспешил обратно на постоялый двор. Впервые за много дней они будут наслаждаться хорошим ужином и вином, сидя у огня. Обсудят свои приключения, поговорят о жизни, о Париже.

Возможно, Элоди даже поведает ему о загадочном Филиппе. Изначально Уилл ожидал, что она попытается усыпить его бдительность вымышленными историями, но, когда она открылась перед ним, он тут же инстинктивно понял: она говорит правду.

Уилл представлял, как станет массировать ее плечи и спину, распустит медово-коричневые длинные шелковистые волосы, которые она всегда прятала, и впервые в жизни пропустит их через пальцы. Воплотит в жизнь то, о чем мечтал долгими одинокими ночами, не спеша разденет ее, покрывая поцелуями обнажающиеся участки кожи, отведает на вкус полные груди, прикусывая напрягшиеся соски. Ее участившееся дыхание поведает о силе возбуждения. Наконец, он вкусит ее любовного сока, прежде чем войдет в нее и станет ублажать снова и снова.

Сгорая от предвкушения, Уилл поднимался, перескакивая сразу через две ступени. Наконец, постучал в дверь их комнаты.

– Это Уилл, – негромко произнес он, прежде чем войти.

Переступив через порог, он погрузился в полумрак, разгоняемый лишь мерцающим пламенем в камине и одной-единственной свечой на столе. Элоди протянула к нему руки с постели:

– Иди ко мне, mon amant[14].

Она полулежала, опираясь на подушки, скрытая по пояс простыней. При виде обнаженных грудей, полных и прекрасных в свете свечи, Уилл тут же возбудился, немедленно позабыв об ужине.

– С превеликим удовольствием! – воскликнул он, поднося руку к шее, чтобы развязать шейный платок. Ему не терпелось прикоснуться к Элоди, познать ее вкус.

– Нет, не делай этого! Иди сюда! – позвала она. – Позволь мне самой тебя раздеть. Я хочу воздать по заслугам каждому дюйму твоего тела.

В его груди бушевали эмоции, член затвердел и пульсировал. Он всегда пользовался успехом у женщин. Его ублажали краснеющие девушки, жены, которыми пренебрегали мужья, и скучающие матроны, приходившие в восторг при мысли о связи с племянником графа, пусть и незаконнорожденным. Но ни одна из них не стремилась сделать то, что намеревалась Элоди.

– Охотно, – с трудом ворочая языком, произнес он.

И в два шага оказался у кровати. Элоди заставила его сесть. Он поцеловал ее в макушку, обнаружив, что ее волосы еще мокры после купания и от нее снова исходит аромат лаванды.

– Ты пахнешь так хорошо, что хочется съесть тебя.

Она улыбнулась:

– Сегодня мы оба утолим голод.

Притянув к себе его голову, она подалась вперед и поцеловала его, просунув язык в рот.

Лишь ощутив грудью прохладу, Уилл осознал, что она уже успела развязать его шейный платок и расстегнула рубашку. Прервав поцелуй, спустилась губами к торсу и стала лизать и целовать его. Затем стянула рубашку через голову.

– Так лучше.

Покусывая ему ключицу, она массировала пальцами мышцы плеч и спины, затем стала прокладывать дорожку из поцелуев вниз, от шеи к груди, на краткую долю мгновения дотронувшись до сосков. Это касание будто обдало их огнем, заставив умолять о продолжении. Уилл выгнул спину, подставив губам Элоди свою грудь, и содрогнулся от удовольствия, когда она стала сосать и покусывать зубами соски.

Ее руки спустились ниже, проникнув за пояс бриджей, нащупали ягодицы и с силой сжали их. Уилл сдавленно застонал, чувствуя, как вздымается от томления мужское естество.

Элоди вскинула голову.

– Ты, должно быть, устал, mon chevalier[15], – промурлыкала она, укладывая его на подушки.

Когда он лег, она, повернувшись к нему спиной и дразня притягательным видом своих ягодиц, стала стягивать с него сапоги.

Соблазн был слишком велик. Одной рукой расстегнув бриджи, другой он притянул Элоди к себе и усадил на восставший член. Ахнув от неожиданности, она приняла в себя разбухший стержень и задвигала бедрами, чтобы углубить контакт.

Уилл обхватил ее рукой за талию, теснее прижимая к себе, и стал покрывать поцелуями шею, перемежая с покусываниями. Пальцы второй руки он запустил к месту слияния их тел, чтобы ласкать влажный бугорок ее наслаждения, одновременно двигаясь внутри ее.

Тяжело дыша, Элоди выгнулась ему навстречу, делая контакт более полным. Уилл целовал ее грудь, его пальцы, повторяя ритм движения тел, ласкали ее половые губы.

Он вспотел, мышцы шеи и рук напряглись. Он отчаянно старался оттянуть неизбежный момент разрядки. Тут пика наслаждения достигла Элоди. С ее губ сорвалось его имя, тело забилось в конвульсиях. Не в силах больше сдерживаться, Уилл излил в нее струю семени, испытывая острое наслаждение, вознесшее к звездам.

Некоторое время они пассивно лежали в объятиях друг друга. Всю жизнь Уилл был нетерпелив и беспокоен, понукаемый некой неосязаемой силой, постоянно двигался вперед, ища что-то, чему не мог дать четкого определения. Сейчас он чувствовал себя удовлетворенным, осознав то, что принадлежит этому моменту и Элоди.

Подозрения и остатки злости на нее с тех пор, как они покинули Вену, полностью исчезли.

Должно быть, Уилл задремал. Открыв глаза, увидел Элоди, все еще восхитительно обнаженную, сидящую на краю кровати и наливающую в бокал вино.

– Это тебе, mon amant, – сказала она, протягивая ему бокал. – Подкрепи силы, они тебе еще понадобятся. И на чем же я остановилась, когда ты столь восхитительно прервал меня? Ах да.

Она потянула за пояс расстегнутых бриджей. Он покорно приподнялся, позволяя ей стянуть их с себя и отбросить на пол.

– Так лучше. Теперь ты обнажен, как я и хочу.

Ее глаза поблескивали, на губах играла томная улыбка одалиски, соблазняющей султана.

– Теперь я могу все увидеть и попробовать.

Взяв из рук Уилла бокал вина, она сделала глоток.

– Мне тоже понадобятся силы. Чтобы подарить тебе ночь, которую ты никогда не забудешь.

Какой-то едва уловимый звук вырвал его из объятий сна. Уилл медленно приходил в себя в окутанной тишиной комнате. Тело еще помнило восхитительные мгновения недавно пережитого наслаждения, как последний аккорд, вибрирующий в воздухе по окончании виртуозно исполненного произведения. Ночь, которую ты никогда не забудешь.

Вот уж точно.

После того как они первый раз занялись любовью, Элоди уложила его на подушки и снова оседлала, приняв в себя мужское естество. Она принялась говорить о Париже и Лондоне, будто находилась на дипломатическом ужине, не переставая двигать тазом и бедрами. Ее груди при этом восхитительно подпрыгивали в соблазнительной близости от его губ.