Она хотела, чтобы он дразнил ее до умопомрачения, как воображала бесчисленное количество ночей, лежа на церковном полу и отчетливо ощущая его присутствие рядом. Казалось, от скользких сосков исходит пламя и такое же пылает внутри. Оно спасало ее от холодной воды и делало дыхание прерывистым. У нее задрожали ноги, готовые в любой момент разомкнуться и принять его. Элоди не могла припомнить, когда в последний раз физическое томление переполняло ее столь сильно. Услышав всплеск, она открыла глаза и увидела бредущего к ней Уилла. Его глаза сверкали от страсти. Сюртук и сапоги он уже скинул.

Желание стеснило грудь Элоди, стало трудно дышать, напряжение нарастало.

– Хочешь, я тебя помою? – предложила она, едва выговаривая слова, так сухо сделалось во рту.

– Будь добра.

О, как же ей этого хотелось! Она сняла с него рубашку, стремясь поскорее насладиться видом его обнаженной груди, столько ночей подряд искушающей ее в пути.

Его кожа была золотистой, плечи широкими и мускулистыми. Его соски, как и ее, выступали вперед, искушая попробовать их на вкус. Хотелось как можно скорее увидеть его полностью обнаженным. В нетерпении Элоди стала расстегивать пуговицы у него на бриджах, и вот уже мужское естество, гордое и возбужденное, вырвалось на свободу. Слегка пошатываясь от сильного течения, он спустил бриджи вниз и, переступив через них, забросил на берег.

Сердце Элоди на мгновение перестало биться, потом заколотилось с удвоенной скоростью. Она во все глаза смотрела на греческого бога, который, приняв мужское обличье, сошел с небес, чтобы омыть свое тело в реке, похитив при этом ее сердце. Она рассеянно подумала о том, не суждено ли ей превратиться в иное существо, корову или дерево, как случалось со многими девушками, полюбившими олимпийских богов.

Очевидно, Уилл тоже заметил ее восторг. Когда она, наконец, оторвалась от созерцания его роскошного тела и снова посмотрела ему в лицо, он улыбался.

– Мыло? – подсказал он.

Элоди недоуменно огляделась по сторонам и тут сообразила, что все еще держит его в руке. Облив Уилла водой, она, едва смея дышать, стала намыливать его шею, плечи и грудь, постепенно превращая тонкую скользкую пленку в пену. Ласкала крепкие мускулы, стараясь как можно точнее запечатлеть в памяти его образ. Она опасалась, что он не выдержит и, схватив в охапку, овладеет здесь. К ее удивлению и радости, он продолжал стоять неподвижно, позволяя ей прикасаться к себе. Находился так близко, что она ощущала исходившее от его тела тепло.

Руки опустились ниже, к плоскому животу и плавному изгибу бедер. Наконец пальцы сомкнулись вокруг его восставшей плоти.

Уилл ахнул и содрогнулся, почувствовав, как она намыливает и массирует невероятно твердое мужское естество.

– Элоди! – приглушенно воскликнул он и, схватив ее одной рукой за подбородок, привлек к себе, чтобы поцеловать. Прильнув к ее губам, он глубоко проник в ее рот языком, вызвав у нее головокружение.

Но они до сих пор не слились воедино. Элоди инстинктивно почувствовала, что если сейчас оттолкнет его, он повинуется и отступит. Ее сердце преисполнилось благоговения и благодарности.

Она ощутила острую потребность, чтобы он вошел в нее, заполнив пульсирующее от желания местечко, долгое время не знавшее удовлетворения. Ее телом пользовались, на него обрушивали град побоев, но с самого момента смерти мужа она не испытывала мужских ласк.

Не прерывая поцелуя, Элоди обняла Уилла за шею и подтянулась вверх, обхватив ногами его талию, почти вплотную приблизив к его напряженному члену свое жаркое влажное лоно.

Застонав, Уилл прервал поцелуй.

– Ты уверена?

– Да! Прошу тебя! – с трудом промолвила она.

Когда он вошел в нее, с ее губ сорвался медленный, долгий стон наслаждения.

Поддерживая ее ладонями под ягодицы, он понес ее вниз по течению под сень гигантского дерева, затеняющего большой участок берега. Удерживая на руках, снова принялся целовать ее, толчками двигаясь внутрь. Нахождение в воде лишь усиливало ощущения.

Происходящее казалось Элоди восхитительным. Холодная вода ласкала кожу, настойчивый и требовательный огонь сжигал ее изнутри. Двигаясь вместе с ним, впившись ногтями в его мускулистые плечи и прерывисто дыша, она чувствовала, как напряжение внутри ее растет, ширится, взрывается, рассыпаясь на тысячи осколков чистейшего наслаждения. Слабо цепляясь за Уилла, Элоди медленно приходила в себя. Его плоть все еще была погружена в ее лоно.

– Mon petite ange[13], – промурлыкал он, покрывая легкими, почти невесомыми поцелуями ее веки, брови, лоб. Он лизал ее шею, ухо, кончики губ до тех пор, пока не почувствовал, как плоть снова возрождается к жизни. Элоди стала вращать бедрами.

Чувственное удовольствие накрыло ее с головой, когда он прильнул губами к ее груди и стал легонько покусывать соски. Страстное, лихорадочное желание нарастало, заставляя ее выгибаться навстречу ему. Воды реки многократно усиливали каждое движение. В плавном, ритмичном порыве они сливались воедино и разъединялись. Вода помогла снова вознестись на вершину наслаждения, которой на этот раз они достигли вместе.

Некоторое время спустя Уилл вынес ее на берег. Опустившись на землю под склоненными ветвями дерева, он усадил ее, прижав спиной к груди. Тепло его тела обволакивало ее, защищая от холодного воздуха и воды.

– В моих мечтах моменту нашего слияния предшествовали ухаживания, сытная еда и вино, а еще обязательно присутствовала кровать, – признался он, целуя ее в макушку.

– Знаю, – со вздохом ответила она. – Просто я не могла дольше ждать.

– Чему я очень рад. Я много месяцев предвкушал этот момент.

– Так долго мы с тобой не знакомы, – возразила она.

– Верно. – Он теснее привлек ее к себе. – Но я искал тебя всю жизнь, – добавил так тихо, что Элоди засомневалась, действительно ли он произнес эти слова, или ей пригрезилось.

Она с удивлением осознала, что тоже искала его, надеялась обрести любовника, который будет давать, а не требовать, ласкать, а не пользоваться. Она долго существовала сама по себе. Отвоевывала у сильных мира сего крошечное местечко для жизни. Потребовалось даже совершить путешествие в далекое, подернутое туманной дымкой детство, чтобы понять, когда в последний раз доверяла кому-то свою безопасность, чувствовала себя защищенной. Не такой одинокой.

Это осознание было одновременно волнующим и пугающим. Уиллу Рэнсли, который, не задумываясь отправил бы ее на виселицу, спасая своего кузена, не было места в ее будущем. Мысль о том, что послезавтра она все еще может зависеть от него, казалась полным безумием.

Да, ее тронула его нежность и стремление доставить удовольствие, как и похвала в ее адрес. Сердце замирало от восторга при воспоминании обо всех ухищрениях, на которые им приходилось пускаться в пути. Разделенная близость была подобна десерту в конце трапезы, восхитительному, но недостаточному для поддержания жизненных сил.