Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого он встал, развернулся к иконам, прочитал благодарственную молитву, и все участники собрания молча разошлись. В абсолютной тишине. Ад присутствовал в воздухе, в каждом звуке. Всем хотелось скорее выйти на улицу. Это было поистине страшно. Сложно передать ту атмосферу.
* * *
Отец Олег пришел к архимандриту на следующее утро. После литургии и причастия, уже все для себя решив. Нужно было получить лишь благословение.
Рассказав о помысле взять тайно отпуск и отправиться на передовую, отец Олег попросил архимандрита посоветовать, как ему подготовиться, что нужно взять с собой, как одеться?
— А ты особо не думай. Господь поможет. Только попроси, чтобы тебе дня за три показали, как первую помощь оказывать. Да аптечку собрали побольше. И еще одно — ты в цепь наперсного креста просунь крепкий стальной прут, неизвестно в каких условиях окажешься, а крест нельзя потерять. И поезжай. Дам тебе координаты. Сослуживец у меня один есть, генерал. Отправляйся к нему. От меня поклон и благословение передашь. Он тебя и пристроит там. А дальше ты сам разберешься. Главное — будь внимателен и осторожен, но при этом ничего не бойся! Бог боязливых не любит! Такие быстро погибают. Иди, я благословляю! С Богом, мой родной!
Архимандрит тепло и искренне улыбнулся, словно на его глазах родился ребенок, и вослед перекрестил батюшку.
* * *
Отец Олег — из поздних священников. Высокий и статный, всю свою жизнь отдал служению в краевом музее. Восстановил заповедник, воскресил деревушку, в которую быстро вернулись люди, построил школу и садик. Со временем начал восстанавливать старинные храмы. Однажды пришел он к архимандриту и попросил благословения передать храмы из ведения музея-заповедника в Церковь да священника подобрать. Тогда архимандрит Дионисий рассмеялся и сказал, чтобы будущий отец Олег, а тогда еще просто Олег Владимирович, ничего не придумывал — священник тут уже стоит. Еще сказал, что надо идти учиться, а пока есть время и силы, готовиться в диаконы.
Так и развернулась жизнь отца Олега.
Но того, что предстояло ему впереди, не знал никто!
* * *
Генерал не был рад визиту отца Олега. Потому что абсолютно не понимал, что тому делать в это время на линии, а главное — как обеспечить безопасность священника.
Да еще его высокий рост и сорок шестой размер обуви. Где достать форму, когда штаб далеко?! Все, что удалось найти: горка-комбинезон, в который заправили рясу; крест спрятали под флисовую кофту; поверх надели черный гражданский пуховик. С обувью ничего не вышло. Но генерал и не собирался его отправлять в зону ведения боевых действий. Строго наказал проводить беседы с бойцами в расположении, а как начнется движение — оставаться в командном пункте со штабом.
— Штабным как раз нужна молитва, чтобы лучше думали! — сказал генерал, не найдя в отце Олеге никаких угроз для предписанного тому порядка пребывания.
Чуть позже отец Олег незаметно пропал из вида, и с началом боев про него никто и не вспомнил.
Как только началась операция, он уверенно сел в одну из штурмовых машин, сказав, что сам он медик и ему велено ехать с бойцами. Колонна дошла до позиций Вольфа, разгрузилась, оставив бойцов перед укрепом нацистов вместе со священником.
Штурмовики сразу же ввязались в бой. Отца Олега оставили за спиной, в отбитом окопе, сказали ждать и действовать по обстановке. Бойцы понимали, что это пожилой человек, необстрелянный, хоть и держится спокойно.
Группы штурмовиков заходили на позиции ВСУ одна за одной. Шел тяжелейший бой. Вокруг все звенело и рвалось. Небо скрылось под черной пеленой. Отец Олег выжидал, потихоньку выглядывая из окопа и пытаясь понять, где наши бойцы, куда кто пошел, кто ранен, кого убили, кому нужна помощь. Несколько раз что-то просвистело рядом с его головой.
«Всё как в фильмах про войну», — подумал он и неуклюже последовал за штурмовиками, сетуя, что не позаботился о подходящей обуви.
Пройдя совсем немного, за первым же поворотом батюшка увидел, что дорогу ему преградили три убитых украинских солдата с большой кровопотерей. Отец Олег перекрестился, поймав себя на мысли, что не хочет молиться за них. Только прошептал: «Прости, Господи, грех, но я не могу!»
Перешагнув через трупы, он пробежал до конца окопа, до бревенчатого укрытия. Заглянул туда и увидел знакомого штурмовика. Накануне заметил его на обеде. Веселый, кучерявый и курносый, похожий на деревенского франта из советских фильмов. Не запомнить его было невозможно. И вот сейчас он лежал здесь, совсем рядом.
Священник подбежал к нему и принялся осматривать. Все, что за три дня он успел изучить и запомнить по тактической медицине, проносилось сейчас в его голове, но становилось понятно — он совершенно не знает, как парню помочь. Отец Олег открыл аптечку, попытался достать из нее бинт, как в этот момент кудрявый курносый штурмовик покачал головой.
— Нет… Не надо… Уже всё… — еле смог выговорить боец.
— Что всё?! — воскликнул батюшка.
И тут что-то произошло с ним самим. Священник моментально понял, для чего он здесь, что он должен делать, чего от него ждет Бог!
— Господи! Помоги! — он взял бойца за правовую руку и наконец-то разглядел — все, что можно было перевязать, у него уже перевязано, но ранение от взрыва — тяжелое. Боец уходил.
Оставались минуты. Совсем немного. Парень посмотрел на аптечку. Говорить уже не мог. Отца Олега осенило: «Как же ему должно быть больно! Укол, срочно!»
Мгновенно упаковка оказалась в руках священника. Теперь он уже действовал как машина. Руки перестали трястись. Пришла кристальная ясность сознания. Нужно было успеть! Успеть! Это главное!
Отец Олег облокотился на стену окопа и подтянул парня к себе — так, чтобы головой тот оказался на плече у батюшки. Обеими руками он накрыл рану на животе и прижал его к себе.
— Холодно! Батя, холодно и темно, — подействовали лекарства, и священник отчетливо ощутил присутствие смерти. Она была здесь — стояла напротив. И это она была сейчас холодом, одиночеством и недосказанностью.
— Сынок, ты держись, я с тобой, — отец Олег держал под своими огромными ладонями руки этого мальчика, понимая — все, что сейчас от священника нужно, это подождать и ни в коем случае не оставлять его. Чтобы не позволить смерти сжать свои объятия над абсолютно беззащитным, замерзающим и уходящим мальчиком. Ведь он совсем молодой. «Совсем молодой», — повторял