– Я думала, его давно снесли.

– Почему это?

– Как же, говорят, хозяйки давно нет в живых. Это же бандитское место было, ты разве не знал? Я маленькая была и то помню.

– Глупости это, байки, – отмахнулся Леон. – Нормальное место, хорошая кухня, интерьер – такой мало где увидишь. Ты была хоть раз внутри-то?

– Нет.

«Понятно, генерал у нас не фанат японской кухни, не то что его сестра», – снова съехидничал Леон.

– Тогда идем. Нельзя судить о ресторане по фасаду.

В обеденное время бывшее Маринино заведение не пустовало, и это Леона не удивило – публики в «Стеклянном шаре» всегда хватало. Они заняли столик на двоих, развернули меню, и Лиза углубилась в чтение.

– Ты вообще как к японской кухне? – спохватился Леон. – Я хорош, конечно, сначала привез, теперь спрашиваю.

– Нормально отношусь, в Москве иногда с девчонками ходили. Но любимых блюд нет, могу есть все.

– Тогда, если хочешь, могу посоветовать, что заказать здесь.

Лиза подняла удивленные глаза:

– А ты разбираешься?

– Не особенно. Но в этом ресторане бываю часто, потому знаю, какие блюда здесь вкуснее.

– Подозреваю, что Воронцов сюда заезжает, да?

– Что он, не человек, что ли? Конечно, заезжает.

Леон подозвал официантку, сделал заказ и начал стягивать перчатки, от жары буквально приросшие к пальцам.

– Ты посиди пару минут, я выйду.

В туалете он тщательно вымыл руки – ощущение размокшей перчаточной кожи, прилипшей к рубцам, было невыносимым. Вернувшись, он обнаружил, что Лиза снова читает какие-то бумаги.

– Что-то важное? – спросил он, усаживаясь за стол.

– Нет. Статья в местную прессу, московский журналист писал. Я только понять не могу, зачем он псевдонимом решил подписываться, в тексте ничего крамольного, все очень аккуратно. Нам бы имя пригодилось, но он вдруг уперся – псевдоним, и все. Я даже генералу сказать не успела и теперь не знаю, как это сделать. Мы рассчитывали на громкое имя…

Леон насторожился. Речь явно шла об отце генерала, столичном журналисте Викторе Ковале, которого сын привез сюда. Леон сумел скрыть этот факт от Ворона – просто по наитию, а не потому, что в тот момент думал о Марине. И вот теперь, оказывается, московский гость сам не желает подписываться настоящим именем. Вполне вероятно, дочь посоветовала ему поступить именно так.

– А что за журналист? – стараясь не выдать свой интерес, спросил Леон.

– Очень известный, – уклонилась Лиза. – Мы так рассчитывали, что он поможет…

«Глупость какая-то, – подумал Леон, протирая ладони горячей влажной салфеткой. – Фамилия у них одна, кто станет всерьез обращать внимание на такую рекламу? Понятно же, что родственники. Журналист совершенно прав, не хочет подставлять сына под удар. Начнут ведь копать и такого накопают… если уже не накопали. Странно только, что соперники молчат до сих пор. Хотя я бы это приберег для решающего удара. Как раз за сутки до прекращения агитации и бахнул бы, чтобы времени не осталось опровергать и доказывать. Не исключено, что генеральский соперник думает именно так».

Принесли заказ, и Лиза, оглядывая блюда на столе, удивилась:

– Мы все это съедим?

– Разумеется. Это только кажется, что много, на самом деле ты даже не заметишь, как ничего не останется.

Они принялись за еду. Леон, хоть и ел с аппетитом, незаметно все равно оглядывал зал, словно ожидал чего-то. Но ни одного хотя бы отдаленно знакомого лица он не заметил, а потому немного расслабился.

– Вкусно? – Он улыбнулся, глядя, как Лиза с видимым удовольствием опустошает свой поднос с роллами и тарелку с салатом.

– Очень. Ты оказался прав: здесь отличная кухня и прекрасная атмосфера. Зря я раньше сюда не заглядывала.

– Предлагаю исправить это и заглядывать иногда, – улыбнулся Леон, разливая чай по маленьким круглым чашкам.

– Было бы неплохо. Мне с тобой очень спокойно, Леня, даже не знаю почему, – призналась Лиза.

У Леона чуть дрогнула рука, несколько чайных капель упало на светлую поверхность стола. Лиза взяла салфетку, аккуратно промокнула их и коснулась пальцами руки Леона:

– Я тебя обидела?

– Нет.

– Леня, я очень жалею о том, что сказала тогда у тебя дома. – Она покраснела. – Я действительно так не думаю… И осталась с тобой я только потому, что сама так хотела, а не чтобы… ты понимаешь…

Он перехватил ее руку, сжал:

– Давай об этом забудем.

– Как скажешь. Просто я подумала, что ты до сих пор сердишься на меня за это.

– Я же сказал, что нет. И больше не будем об этом. Попробуй лучше пастилу, ее здесь делают по какому-то очень старому рецепту, больше нигде такой не бывает.

Он подвинул к Лизе блюдце с розовыми, белыми и желтыми кубиками, и она взяла один.

– Очень вкусно. Я вообще пастилу люблю, но такой никогда не пробовала.

– Тогда съешь всю, – улыбнулся Леон.

У нее в сумке зазвонил мобильный, она виновато глянула на Леона и вынула трубку. Нужно было сделать вид, что он не прислушивается к разговору, и он, разумеется, сделал, хотя не пропустил ни слова.

– Нет, я не дома. Это не имеет отношения… зачем? А если я не могу? – Лиза прикрыла ладонью динамик и отвернулась от стола. – Зачем? Только поэтому? Хорошо. Через полчаса.

Она убрала телефон и, стараясь унять дрожь в пальцах, взялась за вилочку, которой ела пастилу. Леон молчал. Он понял, кто звонил, и даже понял, что сейчас Лиза мучается и не знает, как сказать ему, что ее нужно довезти до дома генерала.

– И не надоел тебе этот клиент собеса, пляшущий канкан? – как можно небрежнее спросил он, и она вздрогнула всем телом:

– Что? Ты о ком?

– Ты прекрасно поняла, о ком я.

– Почему клиент собеса?

– А лет ему сколько? Как раз подходит для этого заведения, пенсионер, – он уже не сдерживал рвущуюся злость. – Что, надо ехать? Так не сиди, поедем, довезу. А то как бы инфаркт не случился у господина кандидата.

– Леня, – чуть не плача, пробормотала Лиза, – зачем ты так?..

– Как? – жестко спросил он. – Я говорю, что вижу. И то, что сказал бы Мишка, если бы был жив.

Упоминание о погибшем брате заставило Лизу опустить голову и всхлипнуть. Леон вдруг пожалел, что затеял этот разговор. Ни к чему это, только зря девушку обидел. Он обошел стол, обнял Лизу за плечи, прижался щекой к волосам:

– Прости меня, я переборщил. Не плачь.

– Ты прав, – всхлипнула она, дотягиваясь до салфетницы и вытягивая розовый бумажный треугольник. – Ты совершенно прав. Мишка бы меня вообще убил за такое…