— Простите, Степан Анатольич, нечистая сила меня попутала…

На бородатой роже председателя обозначилась некая эмоция, у его соседей тоже — через пару секунд все весело ржали над аскольдовой фразой.

— Нечистая, говоришь? — ответил, отсмеявшись, Пугачёв, — а как она выглядела-то, эта нечистая?

— Не было у неё внешних форм, Степан Анатольич, — пустился во все тяжкие Аскольд, — просто вот взяла и накатила… я в церковь схожу сегодня на всякий случай, чтобы повторов не случилось, а вы уж меня не выгоняйте.

— В церковь, говоришь? — переспросил Пугачёв, — это хорошо, Васильич, у нас где ближайшая церковь?

— В Варнакове, — ответил благообразный старичок, — и работает только по выходным. Но есть часовня в этих… в Лядах, пусть туда сходит, если загорелось.

— Что будем делать с ним? — перешёл уже к оргвыводам председатель, — с Аскольдом ээээ… Букреевым в смысле?

— Я думаю, надо простить на первый раз, — проснулась единственная тут женщина, бухгалтерша скорее всего, — а если повторится, тогда уж выгоним.

— И в часовню пусть сходит, — добавил суровый мужчина по правую руку от Пугачёва, — я проверю.

По дороге к амбарам Али-Баба заметил Аскольду:

— Повезло тебе на этот раз, парень… считай это последним предупреждением.

— Хорошо, — вздохнул тот, — буду считать предупреждением. А тебе, Петя, спасибо большое за поддержку, — и он пожал мне руку.

А до вечера у нас на току ещё и небольшое приключение случилось — Оля неудачно с грузовика спрыгнула и подвернула левую ногу. До медпункта её довезли на том же самом грузовике, а там выяснилось, что ничего страшного не случилось, обычное растяжение, но пару дней надо посидеть и никуда не дёргаться.

— Как же теперь с грибами-то? — сокрушалась она, прыгая на одной ноге вокруг нашего амбара, — я ж до леса не дойду.

— Никуда твои грибы не денутся, — отвечал ей я, — ты главное не напрягайся.

Про Аскольда многие интересовались, причём не у него напрямую, а ко мне почему-то подходили — а я всем отвечал стандартной фразой, что всё закончилось миром, а Аскольда послали замаливать грехи в церковь. Никто, естественно, мне не верил, считали это хохмой, но больше никаких вопросов не задавали.

По окончании работ мы довезли Олю до общаги и сгрузили в девочковую комнату, и тут меня удивила Нина.

— Слушай, Камак, раз уж Оля не может за грибами, то давай я с тобой схожу… времени до ужина час с лишним, на речку надоело бегать, хоть какое-то разнообразие будет.

— Конечно, — ответил я, вспоминая предупреждения насчёт неё… поколебался слегка, но в итоге махнул рукой, — пошли… только ёмкость какую-то с собой возьми, куда найденное сгружать. Жду тебя у выхода на шоссе.

В сторону речки никаких особенных лесных массивов не имелось, так что имело смысл податься в противоположную сторону — там поле небольшое виднелось, заброшенное, без культурных насаждений, а уж за ним лес густой… с Бабами-Ягами и всем остальным сопутствующим. В качестве тары я с собой прихватил бумажный пакет, завалившийся неизвестно откуда в мой рюкзак. Хороший пакет, крепкий и объёмистый. Аскольду я ничего не сказал — хватит мне с ним общения на сегодня.

А тут и Нина появилась, с плетёной корзинкой под мышкой, где только раздобыла…

— Ты вообще в грибах-то разбираешься? — спросил я её, когда мы пересекали поле, — хоть немного?

— Собирала, когда маленькая была, — ответила она, — в нашей деревне всегда на зиму грибы запасали.

— Значит, общее представление имеешь, это хорошо, — отозвался я, — но на всякий случай я потом проверю, что ты там в корзину соберёшь… а что за деревня-то у тебя была?

— Воробьёвка, — пояснила она, — на самом юге нашей области.

— Аааа, — вспомнил я, — это почти что Рязанская область.

— Ага, — не стала отпираться она, — в Рязани грибы с глазами…

— Их едят, — подхватил я, — а они глядят.

— Точно, — рассмеялась она, — ой, какой лес густой, тут и заблудиться недолго.

— Не волнуйся, Нинель, — отвечал я, — всё под контролем — просто не отставай от меня, а я уж выведу, куда надо…

Она посмотрела на меня изучающим взглядом, но сказать больше ничего не сказала… лес и вправду был сильно загущен и состоял в основном из ёлок… мне больше сосновые леса нравятся, но тут уж выбирать не приходилось.

— Если шляпка глянцевая и блестит, — сказал я напутственное слово Нине, — то это на 99% фигня, брать не надо. Хорошие грибы все с матовыми шляпками. Ну и пластинчатые надо внимательно осматривать, среди них разная гадость попадается, вот это, например (и я показал палкой направо), пантерный мухомор, его обходим стороной.

— Ядовитый?

— Галлюциноген, — пояснил я, — коньки не отбросишь, но колбасить будет, как сардельку по мясокомбинату.

— А это? — показала она на здоровенную сыроежку.

— Эта съедобная, но четвёртой категории, невкусная то есть… лично я такие не беру.

— Слушай, Петя, — вдруг сменила она тему разговора, — а чего это ты так странно на меня смотришь временами?

— Как именно? — попытался уйти от ответа я.

— Ну как будто я не девушка, а змея какая ядовитая, — пояснила она.

Змея и есть, подумал я, но вслух сказал совсем другое:

— Это тебе кажется — смотрю примерно так же, как на всех…

— Я тебе не нравлюсь? — пошла она ва-банк.

— Чего спрашиваешь-то, — буркнул я, — будто сама не знаешь. Такие, как ты, одна на миллион встречаются…

— Да что ты, — развеселилась она, — так прямо и на миллион? И что же ты никаких шагов навстречу такой уникальной девушке не делаешь?

— Будто сама не знаешь, — повторил я, — неприятностей не хочу огрести…

— Понятно, — грустно продолжила она, — а у меня ведь с Наумычем ничего не было, нет и, надеюсь, не будет, если ты про него…

— Стой тихо и не делай резких движений, — сказал я ей по возможности спокойно.

— А что такое? — изумилась она.

— Сзади тебя на дереве сидит большая кошка… рысь похоже…