— Сглазить потому что он тебя может… потом будешь ходить сглаженный, как этот… как Кузьма из Полосатого.

— И что там случилось с Кузьмой? — продолжил пытать его я.

— Потом расскажу, — буркнул Васильич, — работу надо делать.

Мы с Аскольдом засыпали положенное в сеялку, он прыгнул на запятки, его очередь пришла, а я остался один между берёзовой рощицей и деревней Петуховкой. Делать в ближайший час всё равно нечего было, поэтому я наплевал на предупреждения тракториста и направился в деревню.

Тут собственно одна улица и была, и я даже прочитал её название на сохранившейся у первого же встреченного дома табличке — «Улица Советская» она называлась, а номер дома был пятый. Туда я и заглянул для начала… окна и двери у этого дома были крест-накрест заколочены, но задняя дверь, на скотный двор которая, была расхлебянена полностью. Я и зашёл на этот скотный двор… никакого скота, там естественно не осталось, в углу был хлев, видимо для свиньи, слева насесты для кур, а прямо сеновал с полусгнившим сеном. Пахло запустением и мерзостью.

Повернулся и забрёл в сени, а из них в горницу с печкой… обои тут когда-то были наклеены, так они наполовину отслоились и висели клочьями. Я присмотрелся к этим обоям… ух ты, часть из них была поклеена на советские облигации выпуска 47 и 48 годов — потом хозяева наверно локти кусали, когда их начали погашать. Попинал мусор, наваленный горой на полу по всей площади — это были газеты и журналы тех же забытых годов, железки какие-то и сломанные игрушки. Усмотрел забытую монетку в самом углу возле окна — это оказался двугривенный 53 года выпуска, год смерти Сталина… цена ему в базарный день три нынешних копейки и то, если найдёшь покупателя, но выбрасывать монету я не стал, пригодится.

А когда разгибался, увидел в окне некое движение, присмотрелся — кто-то шёл там по главной улице этой Петуховки, маленький и во всём чёрном. Сердце у меня ушло в пятки, вот ведь, подумал я, не соврал Васильич насчёт домового. Но взял себя в руки (домовых же в природе не бывает, верно?) и через задний вход выбежал на улицу Советскую — этот маленький и чёрный уверенно шагал куда-то вдаль.

— Эй, зёма, — крикнул я ему, — закурить не найдётся?

Он мгновенно остановился, обернулся, оценил меня взглядом и изменил направление движения на противоположное.

— Найдётся, как не найтись, — сказал он, приблизившись, — закуривай.

И он вытащил из кармана пачку Казбека с гордым джигитом на фоне Кавказских гор. Я взял одну папиросу, похлопал по карманам и вопросительно взглянул на него — он понял и вытащил из другого кармана зажигалку.

— Ты кто? — спросил он меня, когда сигарета прикурилась.

— Петя я, из города приехал, озимые вон сеем с Васильичем, — и я махнул рукой в сторону поля.

— А я Осип, — сказал он, — лесник местный. Давно приехали?

— Дня четыре уже как, — я закашлялся, давно такой старины не курил, — всё никак не въедем в местные обычаи.

— Ну-ну… — с непонятной интонацией сказал лесник, — привет Васильичу передавай, а я пошёл.

И он было развернулся в ту сторону, куда с самого начала двигался, но я задал напоследок вопросик:

— А где твоё лесничество-то? Чисто из интереса…

— А возле узкоколейки, где Чёртов овраг — заходи, можно вместе с Васильичем…

И он быстро скрылся из глаз, а я побрёл к нашей куче, трактор тарахтел где-то уже на подходе. Васильич заглушил машину и сказал, что перекур, а я спросил у него про лесника:

— Осип, сказал, его зовут, а живет он в этом… в Чёртовом овраге…

Васильич аж побелел, а потом сообщил мне, что никаких лесников у них отродясь не числилось, ближайшее лесничество находится в соседнем районе в 30 километрах, а в этом Чёртовом овраге по преданию повесился беглый каторжник по кличке Чёрт, отсюда и название…

83 год, пассажиры боинга

Чон обвис в своём кресле, видимо потеряв сознание, а я понял, что делать мне в кабине больше нечего, высунулся в люк, помахал санитарам и начал помогать в эвакуации пассажиров. Тут в основном азиаты были, но с десяток человек и белых, один из них прямо обратился ко мне на английском.

— Вы из местной администрации? — спросил он.

— Да, — не стал вдаваться в детали я, — оттуда.

— Я сенатор Соединённых штатов Ларри Макдональд и я требую встречи с нашим консулом, — сходу заявил он.

— Окей, господин сенатор, — отвечал я, — сейчас выведем всех пассажиров, и я тут же передам ваши требования по инстанциям. А от какого штата вы сенатор, если не секрет?

— Не секрет, — подумав, сообщил он, — от штата Джорджия, — а потом добавил, — я опоздал на рейс Пан-Америкен, пришлось пересесть на этот…

— Сочувствую, мистер Макдональд, — ответил я, — но сейчас все проблемы, кажется, позади.

А тут и санитары подоспели, два дюжих паренька в белых халатах с носилками.

— Значит так, парни, — начал распоряжаться я, — у пилота в кабине сломана рука, в бизнес-классе, это перед кабиной, у одного корейца перелом ноги, а в экономе, вон там, трое лежачих, не проверял, что с ними… начните с пилота что ли…

Они послушались моего мудрого совета и протопали в кабину, а ко мне тем временем подошёл один азиат в очень хорошем костюме и взял меня за плечо.

— Я Джозеф Лау из Гонконга, и мне срочно надо прибыть туда, через семь… нет, уже через шесть часов у меня очень важная встреча.

— Миллионер? — спросил я у Макдональда, а тот ответил, — бери выше, парень, он миллиардер, его компания называется Чайниз Эстейт, офисная и жилая недвижимость.

— Я готов прямо тут выписать чек на любую разумную сумму для того, чтобы побыстрее добраться до Гонконга.

— Сожалею, мистер Лау, — ответил я, — но на территории Советского Союза ваши чеки вряд ли имеют юридическую силу. Придётся подождать, пока не пришлют запасной самолёт — на этом вы вряд ли куда улетите.

А санитары тем временем вытащили и унесли пилота, почти все пассажиры спустились по двум трапам и ко мне в салоне присоединился капитан.

— Ну ты хват, Петя, —