– Так покойник прямо качался или это фигура речи? А окно закрыто было?

– Качался, батюшка, и окошко затворено было.

– А когда поднимались по лестнице, никто вам навстречу не попался?

– Да уж я б запомнила.

Александр Павлович оторвался от своего зеленого блокнота:

– Вы говорите, что ночевал он нечасто. А все-таки, как вы полагаете, чем он занимался? Не могу поверить, что вы об этом не думали.

– Да как не думать-то. Когда одна живешь, об чем только не передумаешь за день-то. Чудной он был. По-разному всегда рядился. То придет – мужик мужиком, на янмарку приехал курями торговать, а то явится в лохмотьях, точно босяк с Васькиной деревни. А вон давеча так и вовсе штудентом нарядился. Вот и пойми, кто он такой.

Выйдя от хозяйки, Филиппов обернулся к помощнику, взял того за локоть и попросил:

– Александр Павлович, голубчик, не в службу, а в дружбу, пожалейте мое сердце, поднимитесь еще раз наверх без меня. Я тут подумал: ведь если покойник раскачивался, когда наша Елизавета Прокопьевна его нашла, значит, убийца где-то совсем рядом был. Осмотрите, куда бы он мог схорониться, а я вас на улице обожду, не полезу снова в гору. Если что найдете – непременно заставьте сфотографировать. И велите, чтоб карточку убитого первым делом по возвращении в часть отпечатали, отправим нашему поэту для полнейшей уверенности.

На улице, несмотря на разошедшееся уже воскресенье, было довольно тихо – лишь щелкали невидимые воробьи да со станции доносились свистки паровозов. Побрезговав облупившейся скамейкой, Владимир Гаврилович закурил стоя и задумался. По всему выходило, что «Петр Ильич Пирогов» и в самом деле служил в Охранном, причем не в канцелярии – по имеющимся в наличии признакам угадывалась его принадлежность к отдельной когорте так называемых полевых агентов. А судя по весьма рисковому устранению Мазурова, был покойный матерым «волкодавом». Господину Померанцеву стоит поставить свечку во здравие своих буйных гостей, ибо сей резвый господин мог не спасовать и перед двойным убийством. До этого момента все выглядело довольно стройно и вовсе не удивительно: господа из охранки после революции в выборе методов особо не миндальничали, да и до нее-то, скажем прямо, были далеко не херувимы. Но устранять собственных сотрудников? Неужто и впрямь покушение, да еще и готовящееся кем-то из высших полицейских чинов? Какую другую тайну стоит так тщательно оберегать?

Оглянувшись в поисках урны и не найдя таковой в поле зрения, Филиппов затушил папиросу о крышку портсигара, спрятал в него окурок и обернулся на шаги – из парадной вышел Александр Павлович.

– Ну что ж, поздравляю, Владимир Гаврилович, вы были правы: скорее всего, хозяйка застала убийцу в комнате. В шкафу на полу потревожен слой пыли. Отпечатки довольно четкие: обувь не форменная, длина подошвы почти двенадцать дюймов. Причем есть одна яркая особенность: оба каблука сильно стерты с внешней стороны. Только чем нам эти следы помогут? Не разувать же каждого встречного? Но каков есть, а? Нечеловеческое самообладание!

– Что ж, значит, Елизавета Прокопьевна и впрямь оказалась не такой закаленной особой, как нам виделось, и пусть и не на всю ночь, но сознание все-таки теряла, – пробормотал Филиппов. – Что же нам теперь со всем этим делать, голубчик?

* * *

Вечером на квартире Филипповых в кабинете Владимира Гавриловича состоялся «совет в Филях». Участие в данном заседании принимали сам хозяин, его помощник, а также доктор Кушнир, который, собственно, и присвоил этому свиданию такое историческое название. Последний, приглашенный, по словам хозяина, «как человек с аналитическим умом и заслуживающий безусловного доверия», с комфортом расположился на удобном кожаном диване, посасывая короткую трубочку. Доктору нравилось, когда его привлекали к дедукции, и, надо отметить, частенько в прошлом его ценные замечания позволяли сыщикам нащупать правильный путь.

Александр Павлович сидел подле большого рабочего стола, оперев локоть о миниатюрную круглую приставку с пустыми и полными дымившегося кофе чашками. Владимир Гаврилович же, подобно фельдмаршалу Кутузову заложив левую руку за борт пиджака, расхаживал по кабинету. Будь это фильма, тапер непременно сейчас играл бы что-то маршево-бравурное. Правая рука главнокомандующего сжимала весьма прозаичный предмет – кусок ученического мела, правый глаз щурился из-за дымившейся в зубах папиросы. На стул возле стены была водружена старая грифельная доска времен гимназического периода Филиппова-младшего – подставку, увы, найти не удалось. На черной доске белели нарисованные кружки со вписанными в них буквами, соединенные между собой в особом порядке стрелками и линиями. Немалый кабинет был затянут табачным дымом, будто пороховым туманом, что только добавляло собранию батальной атмосферы.

– Итак, господа, что мы имеем? – Спикер обвел присутствующих вопросительным взглядом, ткнул в доску рукой с мелом и сам же ответил: – А имеем мы историю странную, запутанную и, похоже, весьма опасную. Некто Сергей Зимин (он еще раз с силой обвел буквы «СЗ») погибает десятого августа под трамваем, накануне убив по случайности Надежду Мазурову – «НМ». Это раз. Два дня спустя ее брата, Алексея Мазурова, убивают в тот момент, когда он пытается рассказать своему университетскому приятелю о планируемом Зиминым и Мазуровой покушении на премьер-министра, весьма уверенно намекая на участие в злодеянии каких-то таинственных чинов из Охранного. Это два. – Филиппов ткнул мелом в круг с литерами «АМ», а между двумя соседними, «СЗ» и «НМ», поставил плюсик и еще раз поверх уже нарисованной прочертил от него стрелку к написанной выше букве «С». – Его убийца, известный нам пока как Петр Ильич Пирогов, найден нынче утром и тоже мертвым. Это три. – Снова громкий тычок мелом в кружочек «ПП».

Владимир Гаврилович вынул из-под пиджака левую руку, безжалостно стряхнул с папиросы пепел прямо на ковер и продолжил:

– Неизвестного нам убийцу самого Пирогова обозначим «иксом». – Справа от «ПП» появился «Х». – И все эти аббревиатуры ведут к какому-то таинственному персонажу в Охранном отделении. – От каждого кружка (кроме обозначавшего Столыпина) вниз, к центру доски, были отчерчены линии к нарисованному там еще одному кругу с вопросительным знаком внутри.

– Или к нескольким персонажам, – обронил с дивана Павел Евгеньевич.

Владимир Гаврилович внимательно посмотрел на доктора, одновременно будто бы прислушиваясь к некоему внутреннему голосу, повернул голову к доске, согласно кивнул и пририсовал к первому «вопросу» еще два по краям.

– Что мы знаем еще? – снова обвел он взглядом участников собрания.

– Мы знаем, как на самом деле зовут Петра Ильича Пирогова, – тихо произнес Александр Павлович.

Филиппов от удивления весьма неинтеллигентно распахнул рот, папироса опасно повисла, приклеенная к нижней губе, но готовая в любой момент