Это признак того, что мы живем в нездоровом мире, поскольку даже через 10 лет после описываемых событий я не могу без риска для них назвать подлинные имена тех русских врачей, которые столь самоотверженно выполняли свои обязательства в столь сложных условиях. Даже сейчас – по обвинению в сотрудничестве с врагом – они могут быть наказаны за то, что служили под невидимым флагом.

Мы конфисковали для своих целей здание бывшей тюрьмы НКВД в Севастополе и в течение следующей недели перевели всех русских раненых в это каменное здание. По крайней мере, здесь было прохладно. Также был открыт госпиталь для русского гражданского населения, оснащенный рентгеновскими аппаратами, а кроме того, там стояли настоящие кровати.

Затем возникла проблема с определением статуса наших русских помощников. Мы входили в состав боевой дивизии. Было понятно, что она не задержится в Крыму надолго. Когда мы уедем отсюда, то не сможем оказывать никакого влияния на дальнейшую работу медицинской службы в Севастополе, которую создали с таким трудом. Партия уже готовилась к тому, чтобы взять управление этой территорией в свои руки, и вся наша работа могла быть сведена к нулю одним росчерком пера. Только того, что мы смогли вызволить русских докторов и хирургов из лагеря для военнопленных, было мало. Надо было добиться, чтобы они перестали считаться военнопленными и превратились просто в гражданских лиц.

Это можно было сделать только путем подмены документов, причем только с ведома и согласия коменданта лагеря для военнопленных. Нам помогла счастливая случайность.

Комендант обнаружил, что у него из лагеря пропали 700 заключенных. Он даже предположить не мог, куда они исчезли, то ли в списки вкралась какая-то ошибка, то ли они на самом деле исчезли. Скорее всего, большая часть из них просто сбежала и отправилась в горы к партизанам. Русские начали снабжать эти отряды с воздуха оружием, боеприпасами и продовольствием. Коменданта лагеря могли ожидать серьезные неприятности со стороны проверяющих, если обнаружится недостача пленных, поэтому мы предложили ему, чтобы он, разумеется только на бумаге, направлял к нам каждый день по сотне пленных, якобы страдающих от дизентерии. Мы же, в свою очередь, из этой сотни от 20 до 25 человек каждый день могли списывать как безвозвратные потери. Соглашение было достигнуто при условии, что комендант не будет претендовать на докторов и хирургов, которых он предоставил в наше распоряжение. Мы старались особо не задумываться над цинизмом всего происходящего. Это была стратегия – стратегия нашей собственной войны.

Все шло в соответствии с планом. Не учли только одного – что на нашу уловку может обратить внимание кто-нибудь из вышестоящего начальства. Судя по бумагам, вспышка дизентерии в городе достигла угрожающих размеров, поэтому была поднята тревога; нам сообщили о том, что нас завтра же посетит с проверкой высокопоставленный медицинский чин. Положение становилось угрожающим.

Однако на помощь пришла наша «старая банда». Всех больных и раненых, у которых были хоть какие-нибудь кишечные заболевания, собрали вместе в одной палатке. В течение нескольких часов солдаты соорудили уборную, которая сразу же была заполнена соответствующим образом. На двор было высыпано до центнера раствора извести, его обнесли колючей проволокой, и везде развесили предупреждающие таблички.

Затем я отправился к майору Фабрициусу, молодому офицеру, приписанному к Генеральному штабу, который исполнял обязанности начальника штаба нашей дивизии. Фабрициус был человеком широкой души и острого ума, отличился при разработке тактических операций, был непримиримым врагом нацистской партии и, наконец, просто порядочным человеком. Я поведал ему всю эту историю. Он рассмеялся и сказал, что будет рад сыграть роль местного начальника нашей потемкинской деревни. Граф Потемкин, русский политический деятель XVIII столетия, сооружал бутафорские деревни, которые должны были произвести впечатление на царицу во время ее путешествия по югу России. Присутствие майора Генерального штаба, естественно, должно произвести благоприятное впечатление во время предстоящей проверки. Фабрициус, в свою очередь, поведал эту историю генералу, и тот выразил желание пригласить высокопоставленных медицинских чиновников к себе на обед.

И на самом деле, это решение обернулось нашим спасением. Поначалу никаких проблем не возникло. Наша великолепная уборная выглядела вполне убедительно. Но высокопоставленный посетитель, опытный инфекционист, начал все глубже и глубже вникать в детали.

Постепенно ситуация начала осложняться. Майор Фабрициус бросил задумчивый взгляд на часы:

– Господа, генерал ожидает вас. Мы и так уже опаздываем на десять минут. А после обеда вас ожидает увлекательная поездка вокруг гавани.

Никто не имел права испытывать терпение генерала. Мы были спасены.

В течение нескольких дней мы смогли «справиться» с эпидемией дизентерии, и через несколько недель Ромбах, который был начальником медицинской службы гарнизона, даже был награжден за это выдающееся достижение. Наши русские доктора и хирурги превратились просто в гражданских лиц, и вплоть до взятия города русскими в 1944 году они продолжали оказывать медицинскую помощь населению Севастополя.

Постепенно период времени, который можно было охарактеризовать как относительно спокойный, ушел в прошлое. Нацистские идеи продолжали понемногу проникать в наше сознание, а затем начались массовые убийства. Все еврейские жители Севастополя были собраны в одном из крыльев бывшей тюрьмы НКВД, а затем приговорены к смертной казни. Осужденных загнали в кузов большого крытого грузовика; дверь за ними закрылась; двигатель заработал на полную мощность; внутрь машины стали поступать выхлопные газы. Через несколько минут ужасные крики стали постепенно стихать, и водитель мог выключать зажигание. Трупы были захоронены в противотанковом рву за пределами города.

Мы все это знали. Но не могли ничего сделать. Если кто-нибудь пытался протестовать или предпринимать какие-либо действия против этих палачей, его арестовывали в течение 24 часов, а затем он бесследно исчезал. Это была одна из характерных черт тоталитарной системы, установившейся в нашей стране, которая не давала своим противникам возможности умереть как мученикам за свои убеждения. Для этого не было недостатка в желающих. Но тоталитарное государство уничтожало своих противников тихо и анонимно. Человек, который предпочитал смерть, вместо того чтобы молча сносить все эти зверства, приносил свою жизнь в жертву напрасно.

Конечно, я не хочу сказать, что подобное самопожертвование было совершенно бессмысленным с моральной точки зрения. Я только хочу сказать, что с практической точки зрения это было совершенно бесполезным.

В Крыму наступило нестерпимо жаркое лето. В Ялте, расположенной на русской Ривьере, для войск были открыты дома отдыха. Так уж случилось, что капрал Самбо и сержант Германн – старый «Тетушка Ю» – играли в «скат» на той же самой террасе, на которой Черчилль, Рузвельт и Сталин будут запечатлены сидящими 2 года спустя.

В горном районе, известном под названием Яйла, дорогу через горы, которая вела из Симферополя в Ялту, периодически перерезала целая армия партизан. Русские продолжали сопротивление и в катакомбах под Керчью.