переставал быть остатком угощения, а обретал в себе человека. И это происходило каждый раз, когда он говорил о вечеринках. А еще он начинал «звучать», рассуждая о том, что жизнь — это, наверное, не только семья, но и друзья, которых он тоже потерял, и удивлялся, что, видимо, их нет, раз никто его не навещает. Но есть ощущение, что у него был близкий друг, и именно его отсутствию удивляется душа Петра Андреевича. Самое интересное, что в обоих случаях — и при упоминании клубов, и при сожалении об утерянных друзьях, — в нем просыпается одна и та же «тональность».

— И никакой конкретики?

— Конечно, никакой. И я пока не понимаю, как ее пробудить. Если уж специалисты не могут помочь, то мы, полицейские, тут и вовсе бессильны. Но вот что я тебя попрошу. — Тимофей достал смартфон и переслал Варваре письмо: — У тебя на почте данные по Петру Андреевичу — все, что есть у хосписа. Нам нужна «карта» его жизни. Пусть твои ребята поищут, что смогут. Возможно, найдутся совпадения с нашими делами. И еще я обратил внимание на одну вещь, — тут Тимофей ненадолго замолчал. Мысль была, но для нее не находилось слов: — Понимаешь, он, как может, играет в полицейского. Именно в него. Не в садовника, не в астронома. За этим что-то стоит. Такое не происходит просто так — ни с точки зрения психологии, ни по законам вселенной. Полицейским он не был. Преступником, судя по базе данных, тоже. Тогда в чем дело?

— Может, он просто хочет помочь и не знает как?

— Возможно. А может быть, и нет.

Искусство исчезать

А через день дело обрело совсем мерзкий характер: программист Булгаков пропал. Сразу, как только был отпущен из участка.

Первоначальное задержание закончилось ничем — суток не хватило: ни IT-бригада Варвары, ни стажеры не успели за сутки ничего найти. Только выяснилось, что никакой Булгаков не программист, а свою должность в компании занимает условно — чтобы получить освобождение от армии и мобилизации. Но это не преступление.

А когда новые данные поступили (как назло, почти сразу), Булгакова уже не было — ни на работе, ни дома. Телефон его тоже был выключен.

Оказывается, человека, как две капли воды похожего на Булгакова, в течение года фиксировали камеры недалеко от мест нападений на девушек. Преступления происходили в парках. Пострадавшие не могли определить лицо преступника, потому что он нападал на них сзади и сразу надевал на голову что-то вроде чулка. Все заканчивалось изнасилованием.

Нападений было два, и в обоих случаях Булгаков вскоре оказывался где-то рядом.

— Чертов подонок. — Варвара была в бешенстве. — Такое ощущение, что мы на каждом шагу совершаем ошибки.

Тимофей и Антонов не пытались ее утешить. Им обоим было понятно: их хваленая команда ничего толкового пока сделать не может. Никакие они не киногерои, и ничего общего с персонажами из детективных романов у них троих нет. Обычные московские полицейские, которые пытаются раскрыть дело, но ничего у них не получается. Им даже не удается предугадать очевидные события. Ведь понятно же было, что Булгакова нужно держать «на поводке», но они его упустили.

— С деньгами отца он сейчас где-нибудь на Кипре с подставным паспортом. — Варвара швырнула одну из папок на стол.

— Возможно, отец тут ни при чем, — сказал Тимофей. — Но навестить его нужно.

— И наконец, осмотреть квартиру Булгакова у Остоженки, — добавил Антонов. — Мы же там так и не были.

— Нет, — покачала головой Варвара. — Мы там, как ни странно, не были. Мы прекрасные следователи.

— Вы не виноваты. Расследование мое, и ошибки мои. Предлагаю разделиться. Тимофей, ты поедешь на квартиру, туда же я пошлю пару криминалистов. А ты, Варвара, берешь на себя отца Булгакова. Вытряси из него все, что можешь. Не все родители заодно с детьми, но я очень удивлюсь, если он ничего не знает про приключения сына. И наверняка в курсе, где он сейчас может быть. Заодно проверьте все возможные покупки билетов — самолеты, поезда, автобусы. Скрыться от полиции можно не только на греческом острове, но и в российской деревне.

Мудрец и его птица

Март — запахов цветенье и чувств калейдоскоп.

И он ее нашел.

Но там, где нет весны, а только темнота.

Но вновь — «ту самую».

Ему нравятся расслабленные черты лица. Ему нравится, когда в женщине нет ничего из того, что можно назвать «отзвуком XXI века». Таких людей остается все меньше. Таких людей всегда было мало — тех, кто живет своим внутренним миром и именно его ставит во главу угла, а все прочее расценивает как наносное.

Нынешнее время лукаво. Все эти цифровые технологии поглощают природу человека и делают это так незаметно, что происходящее все больше напоминает сцену в Раю, когда Адам и Ева съели этот проклятый плод, а после, хоть и обрели знание о добре и зле, но вместе с этим потеряли внутри себя вечность.

Возможно, Библия — это книга не о прошлом, а о будущем. Причем о том самом, что происходит сейчас, на наших глазах.

Даже музыка стала оцифрованной. И танцуют под нее то ли люди, то ли существа из потустороннего мира. То ли живые создания, то ли мертвые.

И вот она — единственная среди всех. Глубоко посаженные глаза, аккуратный нос, тонкая шея. И душа, которая вроде и наслаждается танцем, но на самом деле просит — уведи меня отсюда.

Бедная душа. Из тех, что еще можно спасти от всего этого мрака. А заодно спасти мир от того, чтобы она не превратилась в ту, что…

(Он боится продолжить мысль.)

Поэтому он подходит почти вплотную.

И говорит:

— Вы очень красивая.

Она открывает глаза.

И в ее взгляде все: и выпитый алкоголь, и природная чистота, и мольба души, и все, что только может быть в человеке, которому не место среди тьмы.

— Вы очень красивая, — говорит он еще