на протяжении почти всей человеческой истории – до тех пор, пока подавленность рабов (ресентимент) не перестала быть только догоняющей и не сделалась творческой, создав собственную систему ценностей.

В противоположность господам, которые всегда пребывали по ту сторону добра и зла, рабы ввели категории добра и зла и соответствующей оценки («я хороший, он плохой»). Ресентимент, всегда вынашивающий планы мести, сформировал мстительный вид долговременной памяти: рабу необходимо помнить, кто и как его обидел, планировать схемы сведения счетов, вырабатывать партизанские стратегии отмщения.

Со временем простые инструменты мести (нападение из-за угла, нападение из засады) породили более сложные инструменты, и однажды произошло то, что Ницше назвал «восстанием рабов морали» – рабы сумели так усовершенствовать свои инструменты отмщения, что смогли свести счеты с господами, а в конечном счете и избавиться от господ.

Сложные инструменты мести стали «восстанием инфраструктуры» – в XX веке произошло резкое развитие техники, по своей природы мстительное, поскольку техника была призвана защищать рабов от господ. Техника концептуализировала системы управления, превратив их в машины. Так сформировался сложный комплекс, в котором рабы посредством машин вступали во взаимодействие с господами, а в конечном счете объединились против господ.

К тому времени последних уже разъедал ресентимент: они должны были оправдываться, отвечая на вопрос «Почему я правлю, имею ли я на это право?». Раньше такой вопрос не стоял – господин по умолчанию был моральным образцом и лучшим из людей.

В результате господа ушли с исторической арены. Позицию элиты заняли представители рабской морали. Однако, когда из троицы «рабы-машины-господа» остались только рабы и машины, у рабов оказалось крайне мало преимуществ перед машинами, поскольку до сих пор они сами были не более чем органическими машинами, а такого человека заменить машиной легко.

Поэтому сегодня, в соответствии с принципом эволюционно-стабильной стратегии, на господ огромный спрос. Когда кругом рабы, каждый господин на счету. Если в XX веке это было еще неочевидно (тогда господина легко заменяли машиной, и там, где подводил человеческий фактор, всегда можно было поставить какую-нибудь технологическую разработку), сегодня машина, даже справляясь с задачами управления, никогда не справится с куда более важной задачей – машина не способна быть моральным образцом. Никто не говорит: «Я хочу быть похожим на машину». Если мы и говорим: «Я хочу быть как Терминатор», – то ровно по причине того, что Терминатор антропоморфен. Никто не говорит: «Я хочу быть ведром на колесиках». Машина никогда не станет для нас авторитетом именно потому, что не может показать господство.

Господин всегда будет единственным моральным образцом. Поэтому он – всегда и желанный бизнес-партнер, и желаемый политический лидер – за счет своей уникальной морали, которая стимулирует его двигаться в «гору», поднимаясь над собственными ограничениями, и формирует в нем особое антропологическое качество, которое мы чувствуем за версту и к которому тянемся, даже если обречены рядом с такими людьми сталкиваться лицом к лицу с болью собственной ничтожности.

Господа – это всегда элита. Политическая, творческая, научная. Цвет человечества и высший свет (а среднего света, как известно, не бывает, это вам не класс). Вместилище всех высоких чувств и добродетелей и всех возвышенных мотивов.

Господа – это аристократы, каста воинов (тот самый архетип Воина на пути героя, без которого взросление оказывается невозможным) и каста правителей (архетип Правитель, кульминационная точка на пути героя). Выше них только духовенство.

В свойственной им самоактуализации, в своем единстве «надо» и «хочу» господа являют собой то самое более совершенное, творческое и одухотворенное исполнение человеком своей миссии, которое Юнг приписывал второй половине процесса индивидуации. Их самосовершенствование, саморазвитие, воплощение в жизнь своего потенциала, движимое вопросом «Кем еще я могу стать и быть?» и стремлением стать всем, что в принципе возможно, – это и есть труд по созданию себя, который, в соответствии с идеалами стоицизма, прокладывает дорогу к счастью. Счастье, впрочем, никогда для них не цель. Такая стратегия требует бесстрашия перед неизвестностью и ответственности, однако только она и позволяет прожить насыщенную и богатую жизнь.

Вы можете прямо сейчас проверить себя на предмет доминирующей морали. Если в описании фигуры господина вы узнали образ того героя, о которым грезили всю жизнь, не находя его в реальных людях, у вас предрасположенность к морали господ. Если же, читая противопоставления господ и рабов, вы чувствовали негодование в адрес «плохих» господских качеств и недоумение, почему такие «хорошие» качества отнесены к рабским, в вас пока еще говорит ресентимент.

Рабская мораль как реакция на угнетение стремится очернить своих угнетателей и обесценить все, что является ценностью для господ и чего рабы не имеют, так создается «черная легенда» – устойчивая традиция очернения людей господской морали, где господа представлены жестокими, циничными, бездушными, бесчувственными кровопийцами.

Рабская мораль – прерогатива слабых. Она не способна утверждать свои ценности силой, поэтому ей приходится прибегать к манипуляциям, чтобы не превзойти господ, но обратить их в таких же рабов, развратив сильных и распространив идеи о том, что сама воля к власти является чем-то «дурным», а рабы якобы изначально родились со своим набором качеств и не имели возможности его изменить (это и есть позиция жертвы, избавляющая от необходимости трудиться над созданием лучшего себя).

Возвращение аристократа

Слабость покоряет силу, раб порабощает господина, сентимент уступает место ресентименту. Ницше осуждает исторический триумф рабской морали как «коллективное вырождение человечества». По мнению философа, это самая изощренная месть слабых, цель которой – сделать всех людей равными, а значит – сделать всех рабами. Своего рода тепловая смерть человечества в морали, где уравнены все аффекты, а воля к власти разбавлена до гомеопатической концентрации.

Разумеется, сегодня практически каждый из нас выращен в традиции рабской морали. И именно для обслуживания ее предписаний мы вынуждены оставаться психологически-детьми. Однако есть гипотеза, что наши предки так или иначе передали нам оба вида морали. Там, где у нас не возникает вопроса, как поступать, мораль рабов и мораль господ сходятся в своих ответах. Там же, где образуется «вилка» вариантов действия, в нас спорят две морали. И в этот момент мы вольны сознательно выбирать, кем хотим стать и быть – рабом или господином, делая соответствующий выбор. Но только знать господские моральные ответы мало, необходимо выкорчевать из себя ресентимент, иначе господство станет таким же лживым и поддельным, как реплики брендов на вьетнамском рынке.

«В прошлом аристократами рождались. В наши дни аристократизм обретается деяниями», – замечательно выразил дух времени Джанни Версаче. И сегодня наша задача – в том случае, если мы не хотим навсегда остаться представителями рабской морали и