даже его символ, крест – это ужасное древнеримское орудие казни. Эта религия почти полностью состоит из запретов на различные удовольствия. Она учит тому, что боль в нашей жизни – нормальное явление, что правдиво. Но лично мне это учение ничем не помогает.

– То есть вы считаете, что надежды нет?

– На какую надежду может уповать человек, которому неизбежно предстоит суровая тоскливая старость с ее болезнями и немощью, затем – неминуемая смерть? Счастье – это иллюзия. Если жизнь что-то дает нам, то лишь затем, чтобы быстро и жестоко отнять. Отдельные счастливцы, единицы из тысяч – это просто такая приманка природы. Чтобы больнее дразнить всех остальных.

– И все же далеко не все смотрят на свою жизнь столь мрачно.

– Все. Просто не все в этом признаются даже самим себе, не говоря о других. Человек-пессимист, как правило, не пользуется популярностью в обществе, поэтому истинные мысли скрываются. Мы чувствуем боль, но не безболезненность. На жаре мы можем часами дико страдать от жажды. Глоток прохладной воды на секунду кажется блаженством, затем мы просто перестаем чувствовать жажду, и это все. Право, я не понимаю, какие могут быть в этом сомнения. Подумайте о том, какое мгновенье суток для человека самое приятное. Разумеется, это тот миг, когда мы расслабляемся и засыпаем. Сократ отмечал, что чем глубже, мертвее наш сон, тем лучше он освежает тело и душу. А какой момент дня для нас самый тягостный, неприятный? Разумеется, это мгновенье, когда мы просыпаемся. Неужели вы будете спорить, что каждый человек, открывая утром глаза, не мечтает, чтобы его сладостный покой, отчуждение от жизни продлились еще хотя бы пару минут? Не будите меня, говорит нам наш мозг, умоляет все наше существо. Я хочу еще немного побыть там, за пределами жизни. Каждые сутки человек ночью умирает, а утром воскресает. И «смерть», то есть сон, для нас несравнимо желаннее и приятнее жизни, бодрствования. Идите на кладбище, постучите в могилы умерших и спросите их, хотят ли они воскреснуть и прожить еще одну жизнь? Поверьте, все они в ответ отрицательно покачают своими черепами.

– Но если бы вы верили в Бога, то верили бы и в продолжение жизни после смерти.

– Обратите внимание, как легко, красочно и реалистично мы представляем себе адские мучения. Уж очень они похожи на то, что многим людям приходится пережить на самом деле. Умирающие от болезней, голода, пыток переживают абсолютно реальный ад здесь. Поэтому Данте в своем бессмертном шедевре так ярко и убедительно описал все семь кругов ада. Напротив, мы понятия не имеем, что такое рай. Его любые описания – размыты и невнятны. У христиан люди там просто не работают, гуляют с арфами, поют. Если честно, так себе удовольствие. Мне бы наскучило уже через день. Неужели рай действительно таков? Никто из нас понятия не имеет. В нашей жизни нет почти ничего райского, поэтому мы просто не знаем, на что он может быть похож.

– Лейбниц в своих философских трактатах утверждал, что мы живем в лучшем из миров, возможных на сегодня. И, на мой взгляд, убедительно это доказывал.

– Лучше бы Лейбниц занимался только точными науками и не лез в философию. Я считаю, что мы живем в худшем из миров. Черная чума несколько веков назад выкосила почти половину Европы. Люди и сегодня без конца погибают в бессмысленных войнах и миллионами умирают от голода при малейшем неурожае. Подавляющее большинство обывателей – темные, непрошибаемые тупицы. Умеют, как животные, только покорно делать то, что им говорят. И это лучший из миров? Каков же тогда худший, позвольте спросить? Мне мир представляется холстом на стене, перекошенным, держащимся на тонком, шатающемся гвоздике. Если бы от чумы умерло еще немного больше людей, то вся европейская культура и цивилизация просто исчезли бы. Как исчезли когда-то египетская, шумерская, карфагенская. Если бы мир был еще хоть немного хуже, то его бы уже просто не существовало. Следовательно, мы живем в худшем из миров. К большому сожалению.

Наша беседа была прервана громким веселым лаем пуделя, заметившего на берегу стайку крупных чаек. Животное пыталось сорваться с поводка, но мой собеседник крепко удерживал его.

– И все же даже если согласиться с вашим взглядом на мир, то как человеку следует жить?

– Как я уже объяснил, наша боль проистекает от злой неконтролируемой воли и острых, ненасытных желаний, которые либо не сбываются, либо сбываются, но за счет притеснения других людей: временной победы нашей воли над их волей. Мы не можем быть счастливы, такова наша природа. Но мы можем научиться страдать намного меньше, чем это предписано.

– Как это можно сделать?

– Из всех философий наиболее полезной мне кажется буддистская. Нет, сам я вовсе не буддист, так как эта религия предполагает преклонение перед Буддой. А лично мне этот персонаж безразличен. Но сама идея пути к относительному счастью или хотя бы отсутствию несчастья через осознанный отказ от своих желаний (особенно плотских, сластолюбивых) мне кажется правильной. Но от себя я бы добавил к этому учению еще несколько рекомендаций.

– Каких именно?

– Во-первых, снижению наших страданий, тревог, беспокойств сильно помогает искусство. Вообще феномен искусства и его чудодейственного воздействия на наш разум до сих пор по большому счету не исследован. Я считаю, что гении живут в своем сознании за пределами нашего мира. И, прикасаясь к их великим творениям, мы ненадолго уходим туда, в иное измерение, вслед за ними. Меня спрашивали, в чем разница между гением и талантом. Талант точно попадает в далекую и трудную мишень. Гений же поражает мишень, которую до него никто не видел. Все виды искусств по-своему важны и полезны. Но искусством искусств я считаю музыку.

– Почему именно ее?

– Потому что она меньше всего связана с реальностью. Художник рисует существующий пейзаж или портрет; поэт описывает события и чувства, понятные каждому. Скульптор лепит портрет тела обычно с живой модели. Все они черпают вдохновение из чего-то реального, уже существующего. Но что такое музыка? В природе ей нет аналогов. Набор звуков, описанных в виде странных значков, нот. Музыка лучше всех других средств успокаивает наше сознание и волю, ибо она есть высшее порождение мира неявного, потустороннего.

– Что еще нас успокаивает, кроме искусства?

– Мы должны осознавать, что наша индивидуальная воля к жизни – это клубок диких, злых животных инстинктов. Воля к жизни в своем чистом виде – порочна, разрушительна. Это голая голодная агрессия. Подавить ее в себе можно, только растворившись в цивилизации, культуре. Чувствуя себя не озлобленным индивидом, а частичкой Великого всеобщего. И еще в этом помогают